Энергия протеста - страница 5

— Телевизор марки «Темп»?

— В марках-то я не смыслю, сынок, однако знаю: это тот самый обшарпанный телевизор, когорый я видел у них на городской квартире. Так что она тут грешит беспременно… Может, чего другое взял у них этот налетчик, да только не то, чего наплела Нелька, — это уж я знаю точно.

— Этот? — Следователь протянул через стол фотографию.

Штучкин привстал на стуле, вытянул шею:

— Он. Он самый. Только вот… того-этого… пиджачок тогда на нем другой был.

— Ну, о деталях не будем, гражданин Штучкин. Итак…

Следователь был молодой, нетерпеливый, и свидетель — маленький, безвольный человек — тушевался, плел бог весть что и этим еще больше выводил из себя строгого представителя правопорядка.

— Так вот, гражданин Штучкин, все, что вы мне здесь расскажете, будет передано в прокуратуру для дальнейшего расследования. Вам это понятно?

Свидетель покашлял в кулак и покосился на бланк допроса:

— Понятно… Как же…

— Отлично. Тогда покажите все, как было, — с того момента, как вы пришли в цех.

— Что было… — Штучкин сосредоточенно разглаживал лысину черными морщинистыми пальцами. — Значит, четвертого июля это было. Бригадир прицепился ко мне, будто я выпил, и отправил домой. И прогул записал. Ну, того-этого… забрел я в скверик, что на берегу реки, присел на скамейку. Проходил мимо вот этот, что на фотографии, подсел ко мне, а сам будто и не видит меня — все в одну точку глядит. А лицо такое — душу выворачивает!.. Ну, сидит и пять минут, и десять и все молчит. «Неприятности какие?» спрашиваю. Он тяжко так вздохнул и отвечает: «Нет, больше-несчастье!» «Что ж, милок, — говорю, — бывает Надо в руках себя держать». — «Вас, говорит, — в руках держать надо!» Людей то есть… В общем, гражданин начальник, того-этого… он мне признался, что сбежал от вас, из милиции. Ну, я ему: как же так, милок, мол, все одно поймают, хуже будет, далеко, мол, не уйдешь.

«Уйду», — говорит. «Как же?» — спрашиваю. «А вот так», — отвечает. Я тут малость отвлекся, а его и след простыл. Один туман за ветки кустов цепляется.

Щека милиционера слегка дернулась.

— Вы вот что, гражданин Штучкин, бросьте мне э… эти штучки! Где это видано, чтоб туман был жарким днем да еще на солнце? Что же, по-вашему, этот человек в туман превратился?

— Как есть, гражданин начальник… превратился.

…Белокурый медленно поднялся, руки его скользнули в карманы.

Участковый на всякий случай сказал:

— Гражданин Загранцев, следствие учтет, что при задержании вы не оказали сопротивления.

— Почему вы меня называете Загранцевым?

— А кто же вы?

Белокурый вяло пожал плечами. Участковый сдержанно усмехнулся:

— Значит, вы-гражданин Никто?

— Зовите так, если нравится.

— Мне больше нравится называть вас Загранцевым.

Белокурый задумчиво смотрел себе под ноги. Полуботинки его сильно износились, на правом стала отрываться подметка.

— Собственно, что вы хотите? — спросил он безучастно.

Сержант на мгновение опешил:

— То есть как — что?.. Я прошу вас пройти со мной!

— Опять туда же? — Белокурый устало покачал головой: — Не хочу. Да и бесполезно: как бы вы ни старались изолировать меня, я уйду. Уйду легким сквозняком, седым туманом, солнечным зайчиком или черной тенью ночи. Кем больше понравится… И не надо меня преследовать. Я делаю правое дело поймите это наконец! — и не от себя…

— Правое дело! — изумился сержант. — Да вы тут такого натворили, гражданин…

— В чем вы меня обвиняете? В том, что я совершил насилие над несколькими обиженными умом и чувствами людьми? В праве ли вы предъявлять обвинение мне, если те люди, в силу эгоизма и недоброй души, сами совершили насилие над сотнями сограждан? Заметьте: не над одним, не над двумя, а над сотнями! Где же тут логика? Есть ли у вас жесткие законы охраны спокойствия людей и живой природы?

Участковый шумно вздохнул.

— Заговорили вы тут меня! — сказал он, неуверенно шагнув к скамье. — Давайте-ка сядем и… разберемся.