Енисей - река сибирская - страница 5

Другие Столбы — Третий, Четвертый, Перья, Дед — ниже Первого. Миша показал нам „Верхопуз“ — большой камень, на котором столбисты отдыхали, лежа на спине — „вверх пузом“. Столбы стоят отдельно друг от друга, иногда на довольно большом расстоянии. Вдали видны еще скалы. Это, сказал нам Миша, „Дикие Столбы“, куда туристы ходят очень редко.

Нам было видно, как столбисты карабкались к вершинам. Я понял теперь смысл загадочных слов, слышанных у катера: „Полезем Голубыми“. „Голубые“ — это ход, направление, по которому лезут. Мы, например, поднимались ходом „Катушка“.

Я видел, для чего нужен столбисту кушак: сильный подает его в трудном месте слабому.

Я узнал, что первые экскурсанты появились на Столбах в середине прошлого века. Потом у скал стали собираться на свои сходки революционеры. Какие-то смельчаки написали на Втором Столбе огромными буквами: „Свобода!“

Тогда в тайгу пожаловала полиция. Двум полицейским с помощью веревок и лестниц удалось добраться до надписи и даже соскоблить часть буквы „С“. Но тут один из них взглянул вниз… и такой ужас обуял этих новоявленных столбистов, что они просидели над пропастью больше суток, не решаясь шевельнуться. Их сняли оттуда полуживыми от страха.

А гордая надпись так и осталась на скале: „Свобода!“

…Все это и многое другое вспоминалось мне, пока поезд бежал через просторы Сибири, к Енисею.

Да, немало лет прошло с тех пор, как мы плавали на „Аэлите“ или первый раз шли на Столбы. Столбист Женя Абалаков из VI класса „Б“ давно стал мастером альпинизма и первым поднялся на высочайшую вершину страны — пик Сталина. Миша работал где-то на Севере инженером-строителем, и мы потеряли друг друга из виду. Виктор стал полковником, служил в пограничных частях на Дальнем Востоке.

Не был я несколько лет и в самом Красноярске и лишь из писем знал, что город вырос, похорошел.

Когда едешь в родные места после долгой разлуки, всегда кажется, что поезд стоит лишние минуты на станциях и слишком медленно ползет на подъемах. Достаточно было закрыть глаза — и я видел перед собой знакомые улицы, тополя на бульваре у реки, быстрые, веселые струи Енисея, лесные заросли на его скалистых берегах, белые облака над дальним мысом.

В вагоне было много пассажиров, первый раз едущих в Сибирь, но нашлись и мои земляки. Мы угадывали станции, вспоминали названия речек, над которыми поезд проносился по гулким мостам. Было очень приятно произносить вслух их диковинные для непривычного уха названия: Чулым, Яя, Томь.

Кто-то попросил карту Сибири. Карта нашлась, но только старая, изданная лет тридцать пять назад. Стали мы ее рассматривать — нет, не годится. На карте побережье Ледовитого океана изображено как унылая ледяная пустыня. А где же заполярные порода и селения — Игарка, Усть-Порт, Норильск, Дудинка, Салехард, Тикси, где красные флажки полярных станций? Мы едва нашли надпись самым мелким шрифтом „Новониколаевск“ — в том месте, где теперь шумит огромный Новосибирск. Конечно, на старой карте не оказалось Комсомольска, Магадана, Сталински, колеи Турксиба и многого, многого другого — того, что создано советским человеком, смело и умно перекроившим жизнь Сибири.

Но могучие сибирские реки на карте, разумеется, были, и мы принялись разглядывать Енисей, к которому с каждым часом приближался поезд. Право, он был величественен даже на этом листе плотной бумаги. Начинаясь у границ Монголии двумя тоненькими синими линиями, он устремлялся на север, к океану, то пробивая себе дорогу через темнокоричневую краску хребтов, то пересекая яркую зелень низменностей. Вот справа влилась в него Ангара, прибежавшая от холодной синевы Байкала. Вот Енисей принял Подкаменную и Нижнюю Тунгуски. Еще дальше — и его широкая, извилистая линия прошла тундру и покойно расплылась в голубом Енисейском заливе.

— Покажите мне сибиряка, который не любит Енисея, — задумчиво сказал мужчина в темном пиджаке и черной косоворотке — кажется, агроном из приречного района. — Ведь гигант, саму матушку Волгу длиной превзошел, а норовист, как буйная горная речушка, особенно в порогах. Бывал я и в его низовьях — так, поверите ли, от берега до берега там шестьдесят километров, земли с палубы не видно. И волны, как в море, и морские корабли плавают. А где, спрошу я вас, найдете вы еще реку, чтобы жили около нее и верблюд и белый медведь?