Энрико Карузо: легенда одного голоса - страница 9

После ванны Энрико с готовностью брался за дела. Пока его брили, Фучито играл на рояле, а Энрико просматривал клавир, не отбивая ритма и не напевая. Мимоходом он давал указания по поводу ангажементов, писем и телефонных звонков Дзираго, который заносил их в записную книжку, приговаривая: «Si, commendatore». Тем временем Марио ходил на цыпочках по комнате, беззвучно открывая шкафы и выдвигая ящики. Он должен был аккуратно разложить одежду. Каждая вещь имела свое место. Энрико вполголоса напевал, когда одевался, при­слушиваясь к звукам музыки, доносившимся из соседней ком­наты. Он мог одеваться автоматически, если все предметы на­ходились на своих обычных местах, если же нет, то он прекра­щал одеваться и требовал привести все в порядок. Он был тре­бователен, но не капризен. Одевшись, он шел в студию, чтобы заняться настоящей работой. Он никогда не пел в полный голос партию, которую разучивал: он насвистывал, мычал, пел какой-нибудь звук, объясняя Фучито, чего он хочет и что требу­ется от того. Только тогда, когда он был удовлетворен своей трактовкой, он пел в полную силу голоса. Около двух часов ин­тенсивной работы обычно хватало. К этому времени Дзирато подготавливал письма, требующие ответа, фотографии для ав­тографов и чеки на подпись. Энрико так же рьяно выполнял все дела, как и пел. Многие из чеков, которые он подписывал, высылались в ответ на просьбу одолжить денег. Он никогда ни­кому не отказывал. Как-то раз я спросила его:

— Уверен ли ты, что всем этим людям можно доверять?

— Ты права, Дора, но как узнать, кому можно доверять, а ко­му нет?

Когда нам хотелось прогуляться, мы уезжали далеко по Ри­версайд Драйв, затем выходили и шли пешком. Машина мед­ленно следовала за нами. Если вокруг собиралась большая тол­па, мы снова садились в машину. Ехали дальше и опять выхо­дили. Иногда мы гуляли по 5-ой Авеню. Энрико нравились ма­газины с большими стеклянными витринами, но мешали люди, которые буквально осаждали его. Каждый хотел пожать ему ру­ку. По той же причине нам редко доводилось бывать в театрах, модных ресторанах и других людных местах. Он никогда не лю­бил повышенного к себе внимания, считая, что все дело в его легко запоминающейся внешности и любопытстве толпы, а не в особом расположении к нему.

Энрико был добр и отзывчив, но в то же время по-своему неприступен — он мог привязаться к человеку, хотя старался из­бегать подобных чувств. Вокруг него создавалось нечто вроде вакуума, в котором никого не существовало. Он не любил, ко­гда его рассматривали или когда к нему обращались незнако­мые люди. Он хотел свободно ходить по улицам, рассматривать витрины магазинов и покупать одну розу вместо дюжины. Ом часто печально повторял:

—  Почему меня не могут оставить в покое? Почему моя жизнь всех интересует?

Он был бессилен против всего этого. Так как успех его деятельности зависел от эмоционального состояния, он нашел способ сохранять внутреннее спокойствие — носил на публике маску: улыбался, смеялся, разыгрывал из себя клоуна. Он снимал эту маску только дома. У него не было близких друзей, хотя каждый день в дом приходила компания итальянцев, претендовавших на право быть его лучшими друзьями и ревновавших его друг к другу. Они приходили поодиночке и ждали в комнате Дзирато, когда к ним выйдет Энрико. Частенько он не хотел их видеть, и они уходили единодушные в своем разочаровании. Они составляли единственное окружение Энрико и были безразличны ему каждый в отдельности, но все вместе окаoзывались необходимы. Они завтракали с ним, когда я не могла составить ему компанию, и Энрико развлекался, разговаривая с ними на неаполитанском диалекте. В свою очередь, они грелись в лучах его славы, получали бесплатные билеты в оперу и солидные деньги от торговцев-антикваров. Энрико отлично понимал мотивы их поведения, но скрывал свое мнение под маской веселой расположенности к ним. Они были, в общем, безвредны, распространяя легенды и сказки о шутнике Карузо

Большим другом Энрико являлся баритон Антонио Скотти, тоже солист «Метрополитен». Он жил в номерах «Никербокер Отеля», расположенных под нашими, и мы всегда тепло принимали его. До нашей женитьбы они с Энрико почти ежедневно завтракали в ресторане отеля и их стол, стоявший в углу, стал знаменитым. Скотти был очень обаятельным, приятным внешне и простым холостяком. Однажды Энрико пришел от него и высыпал мне на колени целую горсть бриллиантовых, сапфировых и изумрудных колец.