Эныч - страница 9
Из дальнего угла павильона, с эстрадной площадки, машут Аркаше, зовут:
— Маэстро! Маэстро! Просим!
Вдохновленный Аркаша спешит на зов и, вспрыгнув на площадку, оказывается в окружении студентов, исполняющих губами в честь его появления туш. Студент в джинсовой жилетке наливает стакан вина, протягивает, улыбаясь, Аркаше. Маэстро принимает его двумя руками. Пьет.
— Наш Луи де Фюнес соскучился по доброму бургундскому, — замечает студент в американской бейсбольной кепке приятелю с «дипломатом».
— В этом хлеву меценат — явление редкое, — соглашается «дипломат», насмешливо поглядывая на сидящую на берегу рисованного моря в углу эстрады группу бородачей и их чернобородого лидера в заношенной куртке-спецовке, разливающего «Яблочко». — А мы с Брелком вчера на Арбате два пласта толкнули. Взяли джинсы. Олдовые. Сдали за два пятнадцать одному пиджаку. Монета на кармане. Выписали из пищевого герлов, в мотор и — на флэт к Сертификату. Его фаземазеры на год в Чойбалсан подписались…
Студент в джинсовой жилетке похлопывает Аркашу по животу:
— Что нового в мире книг? Что читает народ? Довольный Аркаша слизывает капли с пальцев:
— О, литература! О, литераторы!.. Милые неподкупные дитяти Каллиопы, Полигимнии, Талии, Эрато… Израненные творческие души, ищущие добра, истины, любви… Люди с большой буквы, беззаветно себя отдающие на ниве служения человеку. Каждая их книга нова и гуманна, как извержение Везувия. И посему народ хватает и любит все.
— Завязывай, Фюнес, о макулатуре, — говорит студент-«олимпиец». — Введи нас в курс мировых проблем.
— Как дела на валютном рынке? — поддерживает товарища «дипломат».
— Мои любознателные пернатые друзья! — воодушевляется еще больше Аркаша. — Жизнь на нашей планете невообразима и удивительна. Позвольте еще пятьдесят грамм… Однако… угм… Прекрасному существованию на родной безграничной земле мешают до сих пор китайские рисогемонисты, американские кукурузоалисты, израильские мацаонисты, арабские финикционеры и гитлеровские оккупанты и палачи. А также большое количество населения… В эдаком положении наша старушка. Если же мы отправимся дальше, в открытый космос, то там, о мои юные романтики, мы обязательно столкнемся с таким потрясающим явлением природы, как черные дыры…
Аркаша обращает внимание на двух хихикающих возле остова холодильного прилавка девиц. Одна из них в платье колоколом, другая — в плиссированной юбке. Аркаша представляет девиц своим покровителям:
— Перед вами, друзья мои, находится местная достопримечательность — представительницы очаровательного пола. Слева — Ивонна Сосьет, справа — Люсьен Ширинкина. И наоборот. О, женщины! Коварны вы и милы. В слабинках ваших дьявольская сила. Душа поэта жить без вас не может… Дальше забыл…
— Спел бы ты нам лучше под Высоцкого, — заказывает «жилетка». — Потешил бы.
Аркаша поет.
…Темнеет. Кафе потихоньку начинает пустеть. Эн Энович неподвижен. Коля беседует с сидящей теперь рядом с ним на скамейке «забинтованной головой».
— Нет, что ни говори, а от босых житья нет, — убеждает голова Колю. — Думаешь, отчего у нас мяса нет в магазинах?
— Почему ж, — возражает Коля. — Иногда бывает. Я в прошлом году в Москве на ВДНХ видел.
— Может быть, — продолжает собеседник. — Я не против, конечно. Жить то они для себя умеют. Даже очень. А вот другим…
— Не все, — перебивает Коля. — Босые разные бывают. Есть босые, а есть босенькие. Жаль, выпить нечего.
— Вот с этим я как раз не согласен. Все босые — босенькие. А спроси у любого босенького, он босой или кто — понятно, что ответит, душа кривая… Нет, не говори даже, — птицу видно по полету, а босого — по ногам. Так-то. Тебя как зовут?
— И по соплям, — добавляет Коля. — А тебя?
— Нет, я первый спросил.
— А я второй, — не сдается Коля. — Не хочешь — не говори. Тебе же хуже. Поди сам…
— Ну ладно, — отступает «архитектор» и развивает свою мысль о «босых» — Нет, но все-таки согласись, куда камень ни брось…
— Это конечно, — кивает Коля. — Яблоку упасть негде… Вот где бы еще, скажи, рубль достать?
— Зачем? — не понимает забинтованный. — Их рублем не перешибешь. Здесь дрын нужен.