Эпидемия любви - страница 2

За спиной-спиною друг.

Копоть кружит кружева.

Русь пока ещё жива.

Ожил Сфинкс

взмахнув крылами.

Рвёт железными когтями

заскорузлую кору

и клокочет: к топору!

Наш посыльный

ветер пыльный.

Девять рун шлёт Перун.

Ну…

– Ату темноту!

Под хоругвями у Ра

грянем грозное

– у-Ра-а!!!

Сны

превращают в пепел сермяжный,

Мир,

заколдованный ложью бумажной.

Руки

в карманах,

Губы

в мозолях,

Чувства

заджинены в аэрозолях.

Память усохла.

Плечи обвисли.

В дезодоранте нуждаются мысли.

Если не снится,

значит, не спится.

Сердится

сердце встревоженной птицей.

Вот бы

проснуться и

улыбнуться,

от услышанного

обескрышенного.

Голосит глас

– Звоните сейчас!

Облучение приучение.

Экранное уркаганное.

Тонны чистейшего телеозона.

Доставка в любые зоны:

военные – патогенные,

курортные – эрогенные…

Из анальных анналов

сточных каналов и чёрных дыр.

Помоем

помоями «ойдодыр».

За качество отвечаем, –

до дыр облучаем.

Орган: «мозги».

Диагноз: «скисли».

Чудо шампунь «Тёмные мысли».

Флакончик пота «Запах работы».

Крылатки-прокладки «Мой нежный вампир»

Кому – чума,

а кому – пир.

Зарплата кровью!

Умри на здоровье.

Мир прекрасен,

ужасен и сир.

Если не спится,

то и не снится.

Сердце

трепещется раненой птицей.

Как бы проснуться и

не свихнуться,

от увиденного

постпредвиденного.

В Землю-матушку

вонзив,

хоботок железный,

извивается вампир:

сколько вам, любезный?

Жаль, природные дары

стерегут лишь комары.

Я бы пил,

да можно спиться.

Я бы спал, – увы,

не спится.

Мне бы кинуться закинуться,

но досрочно не откинуться.

Мне бы броситься отброситься,

но душа

в пенаты просится.

Врывается то и дело

в контейнер-тело,

пугая глазами,

наполненными миражами.

– К Президенту? На приём?

Не в чем.

И потом, о чём?

– Не каждый не может (подумай!),

«быть»

активированным Членом

блабладарственной Думы.

– Членом?!

Ответ, соответственно, нет.

Предпочитаю

«не быть»

органом оргазма,

миазменного маразма.

Пока в согласии

с головою

(органом не столь активным,

но менее интимным).

Звезды не падают,

а возвращаются,

туда,

где рождаются.

И цветут в соцветиях,

а не в созвездиях, скопом,

как видится из телескопов.

Ветхое фортепиано

предпочитает piano,

а не forte-музон,

вздыбленный как газон.

– Ученичёк!

Покаж дневничёк. Пятёрки за что?

За незнание?

Похвальное оправдание.

Из небесной канцелярии.

Справка.

Внесена поправка

в уложение «О размножении»:

Совокупляться, впредь, будете в мука?

Рожать – в наслаждении.

Законодатель: Создатель.

Судьба навестила.

Устало спросила, –

всё истязаешься?

Ой, нарываешься.

Ладошки,

нежные и горячие,

щенками незрячими

заёрзали по лицу.

– Дети,

дайте поспать отцу!

Обычно к концу

Снится, что спится.

Но,

что там, валяется…

мёртвою птицей?

Ватные ноги –

стыдятся дороги.

Нежные руки –

боятся разлуки.

Голое тело, режет глаза.

Стынет

без ножен, жало ножа.

Беда вальяжно

змеем бумажным

скользит над миром.

Мальчик

мечтает стать банкиром!

Принимают

отделы пропажи,

стариков и детей

как поклажу.

В моде измор.

Сапог сапогу не пара.

Не пойман, – значит, вор.

В своре, свара.

– Как,

шесть материков?

Тревога!

Семёрка – число Бога.

В морге ор,-

нет тары.

Восьмёрка

на колесе Сансары.

Ухабами жизней

вырваны спицы, –

ода и годы,

лики и лица…

Жизнь или смерть?

Игра или спор?

Всё одно, –

Пе-ре-бор!

Крик немой разорвал на пупке,

Плоть тяжёлого пыльного неба.

Белый камень в плетёной руке,

Стал краюхою чёрного хлеба.

На базаре старушки крестясь,

Продают свои девичьи грёзы.

И не всходят без боли стихи,

И тошнит от рифмованной прозы.

Сто жар-птиц со щенячьим восторгом клюют,

отощавшие за зиму бледные тучи.

Домочадцы сгребли в живописные тучные кучи

мои прелые мысли, наводя во дворе муравьиный уют.

Забреду в океан, закатав рукава и штанины,

мимо жирных медуз, мимо тины-рутины.

Простирну в Мировом всю слащавую пресную сушу…

Но, молитвой, увы, не припудрить истлевшую душу.

Но, увы, уходя, – никуда не прийти,

Без Любви,