Епистинья Степанова - страница 12
Особенно опасными для проезда становились в распутицу гребли — плотины, которые служили мостами через степные речки. Сооруженные из глины, перемешанной с соломой и навозом, гребли постоянно размывались, разбивались и нуждались в ремонте: по ним то и дело проезжали тяжелогруженые арбы, повозки, проходили многочисленные стада, в половодье размывала греблю шустрая речка. В дождь на лоснившуюся, скользкую, разбитую греблю даже смотреть было страшно, а не то что ехать по ней на неуклюжей арбе.
Их застал в пути весенний ливень. Дорога быстро превратилась в черное вязкое месиво, в колдобины натекла вода, к ногам и колесам налипли комья чернозема. Но впереди уже виднелись белые хатки нескольких хуторов, уютно пристроившихся по берегам Кирпилей. На эти хутора указали им недавно, объяснив, что тут можно получить землю в аренду. Хутора были — Волков, Ольховский, Куликовский, Шкуропатский.
Захотелось побыстрее приткнуться к месту, устроиться после тягостной неопределенности, вот и забыл Федор об осторожности, крестьянской осмотрительности. На разбитой колесами и скотом, скользкой от дождя гребле через Кирпили арба застряла в глубокой колдобине с водой. Как ни понукали быков хворостинами, арба ни с места.
Тогда Федор сам впрягся в ярмо вместе с быками, всей семьей облепили арбу, крикнули на быков, хлестнули их по хребтам. Медленно, медленно поползла арба, срываясь, из выбоины. Ну, еще! Еще!.. С криками, понуканиями, с дрожащими от натуги руками и ногами, скользя по грязи, рванули ее, и арба нехотя выбралась на ровное место. Но что это?
Отец впереди упал на колени, склонился к земле. Мать бросилась к нему, подбежали остальные. Федор, сразу осунувшийся и побледневший, виновато улыбнулся:
«Что-то вроде оборвалось внутри…»
Его виноватая улыбка испугала Пестю больше всего. Улыбка была несвойственна отцу и так неуместна сейчас, от нее повеяло чем-то страшным.
Суетливо и заботливо отца устроили на арбу. И вот отец, всегда такой сильный и надежный, беспомощно лежит на возу и смотрит в небо, с которого моросит дождик из уходящей тучи. То ли капли дождя, то ли слезы боли и горя катятся по его лицу.
Приехали на хутор Шкуропатский. С разрешения пана Шкуропатского, владельца хутора, выкопали землянку, устроили над ней из камыша крышу.
Через несколько дней Федор умер.
Глава 3. ОДНА
Когда была маленька,
Качала меня маменька.
Она качала, величала:
«Спи, моя желанненька».
Частушка
Ой, чужино, чужино,
Чом у тобi так студено?
Та нi вiтрiв, нi морозiв —
Повнi очi моi сльозiв.
В iнших краях солнце грiе,
У чужинi — вiтер вie…
Украинская народная песня
Переселяясь, большая семья Рыбалко, конечно, собралась с духом, приготовилась и к сложностям, лишениям в незнакомом крае, рассчитывая одолеть все испытанным крестьянским оружием: трудом и терпением. Но такого удара судьбы семья не ожидала, она оказалась к нему не готова.
В те несколько дней, которые еще прожил Федор Рыбалко, Феодора и старшие дети советовались с ним, как быть дальше.
Федор наказывал:
— Расходитесь по хуторам, идите внаймы…
Но тогда семья должна рассыпаться, перестать существовать как семья.
Отец был главной опорой, все держалось на нем. Если бы все пошло по-задуманному, Федор взял бы в аренду землю у генерала Шкуропатского, через год построил бы хату — новое гнездо семьи, из которого подраставшие дети вылетали бы в жизнь, обзаводились своими семьями и хатами при поддержке отца и матери. Непросто было бы Федору и Феодоре поставить на ноги девять детей, но дети-то не нахлебники, а толковые, работящие парни и девчата. Первым женился бы Данила, он уже взрослый, жених, ну а там… Все пошло бы житейски складно, как из веку в век шло в крестьянской жизни, если в нее не вмешивались злые силы.
Федор знал, что Данила не мог заменить его, не было у сына такого житейского и хозяйственного опыта. А тут новый край, неизвестные порядки, да и надо было ему тогда оставить надежды обзавестись своей собственной семьей, а все силы, всю жизнь положить на братьев и сестер. Такая ноша Даниле не по силам… Ну а мать, женщина, одна, тем более не могла потянуть такой воз.