Эпиталама - страница 35
— Вам холодно, — сказал он вдруг; обнимая ее, словно желая согреть, он склонился к ее лицу.
Она быстро поднесла к губам платок, чтобы приглушить у себя на губах острое ощущение этого поцелуя, и встала.
— Я провожу вас до вашей улицы, — сказал Альбер. — Если идти рядом с забором, то вас никто не узнает…
Он остановился на углу улицы и смотрел, как она идет, все больше и больше сливаясь с ночной тьмой.
— Это тот мужчина, который обычно проходит в шесть часов, — вполголоса сказал Альбер.
Они замолчали, прижимаясь друг к другу в темноте.
— Вы ходили на теннис? — спросил Альбер, отстраняясь от Берты.
— Я бываю там каждую неделю. Причем всякий раз вас там вспоминают.
— Я зайду в одно из ближайших воскресений. А как там Кастанье, не скучает?
— Нет. Он дразнит Одетту. За нами пришла моя тетя и увела нас всех к себе. Она с большим вниманием относится к Кастанье. Что вы думаете о моей тетушке Катрфаж?
— Думаю, что, скорее всего, она была красива.
— Как вам кажется, муж любил ее? Они выглядят такими непохожими друг на друга. Он такой старый.
— Я представляю себе господина Катрфажа в сорок лет очень красивым мужчиной, с большими глазами, со светлой бородкой, с этими его небрежными манерами и артистическим галстуком. Он встретил молодую девушку: ему всегда нравились гравюры и безделушки. Через три месяца он устал от ее болтовни, но, будучи человеком рассудительным и великодушным, он достойно перенес свою скуку, но с тех пор, то есть вот уже двадцать пять лет, с презрением смотрит на всех без исключения женщин, в первую очередь на свою жену. Могу предположить, что госпожа Катрфаж, с ее птичьими мозгами, нашла этого любителя искусства все-таки немного суховатым. Обида раскрывает глаза. Она увидела в нем самого скучного и самого положительного из всех стариков. Она почувствовала себя отвергнутой и непонятой и приняла свои вздохи за бунт великой души. В это трудно поверить, но легкомысленная госпожа Катрфаж страдала от того, что ее не поняли. Она стала мстить своим дерзким поведением в салонах. Говорят, у нее есть любовник, но я в этом сомневаюсь. Ее суетливость наверняка отдалила бы от нее мужчину сентиментального склада, который мог бы ей понравиться. С ней никогда не говорили серьезно, никогда не воспринимали всерьез. В свете не часто встречаешь одних и тех же людей, и когда обращаешься к женщине в первый раз, важно сразу найти верную тональность разговора.
— Вы столько всего обнаруживаете в людях!
— Видите ли, — сказал Альбер, беря со скамьи портфель Берты и доставая оттуда тетрадь, — брак — это вещь серьезная: опасайтесь брака по любви. Правда, брак по расчету тоже весьма опасен. Расчетом называют обычно мнение родителей, но в этой области они еще более слепы и глупы, чем их дети. Вот у меня, например, внешность идеального зятя: серьезный молодой человек, из хорошей семьи, с некоторым состоянием. Так вот! Я, вероятно, окажусь наихудшим из мужей. К счастью, я это знаю… Молодые девушки стоят перед необходимостью вынести свое суждение о жизни, еще не зная ее, и в этот столь ответственный момент их оценки еще весьма изменчивы. Надо, чтобы они могли четко различать, что в их склонности привносится слабостью, а что иллюзиями, скукой, досадой, тщеславием и что потом пройдет, а что останется.
— А вы не считаете, что сердце само угадывает?
— Как же можно угадать по человеку, которого любят теперь, другого человека, того, которого будут любить потом? Но в принципе это возможно. В конце концов я считаю, когда голова ясная, то и сердце становится более восприимчивым.
Он вытащил из тетради Берты какой-то листок и начал разглядывать его при свете фонаря.
— Вам поставили плохую оценку, и теперь вы будете сомневаться в надежности моих суждений. Вы зря советуетесь со мной по поводу своих сочинений. Я был посредственным учеником. Я родился, чтобы стать преподавателем. Это тетушка посоветовала вам лекции господина Пифто? Чтобы услышать подобные банальности, не стоит приезжать в Париж. Вы заслуживаете большего. Вам следовало бы, как минимум, прослушать кое-какие курсы лекций в Сорбонне.