Эпиталама - страница 5

В тот день Альбер приехал в Фондбо поздно; Андре уже приказал закладывать коляску, чтобы ехать обратно.

— На следующей неделе я уезжаю, — сказал Альбер, подойдя к надевавшей в вестибюле шляпу Берте. — Сюда я больше не вернусь… Париж — скучный город… Но я буду часто думать о вас. Быть может, когда-нибудь я увижу вас вновь, но вы будете тогда уже совсем взрослой и забудете меня.

— Я вас не забуду, — сказала Берта.

— Сегодня я приехал, чтобы попрощаться. Мне неприятно, что в минуту расставания вокруг нас так много посторонних. Вы что, никогда не выходите из дома одна? Ведь ездите же вы когда-нибудь в Нуазик? Завтра к вам придет Мари-Луиза. Кстати, в котором часу она отправится домой?

— Часов в шесть.

— Послушайте, — продолжал Альбер, быстро и равнодушно оглянувшись на госпожу Дюкроке. — Проводите Мари-Луизу до фермы Монтамбер. Когда она уйдет, оттуда выйду я. Могу же я просто прогуливаться по дороге.

Берта кивала в ответ Альберу, не слишком понимая, к чему он клонит.

На следующий день, выходя из дома вместе с Мари-Луизой, она вспомнила сказанное вчера Альбером, но не придала этому большого значения и шла по столь хорошо знакомой ей дороге, такой спокойной и умиротворяющей.

Недалеко от фермы Монтамбер она расцеловалась с подругой и пошла обратно. Вдруг непонятно откуда рядом с ней появился Альбер.

— Это очень мило с вашей стороны… Я ждал вас… Я боялся, что вы испугаетесь и не придете… А все так просто… К тому же на дороге никого и нет, — бормотал он.

Берта стояла неподвижно, испытывая одновременно и смущение, и страх перед этим человеком, который разговаривал с ней, почтительно сняв шляпу. Неожиданно она вспомнила Нелли Пассера, о которой поговаривали, что она испортила себе репутацию. Наверняка Нелли так же вот и погубила себя, подумала Берта, почувствовав, что совершила грех, за который ей придется расплачиваться.

— До свидания, мадемуазель Берта, — сказал Альбер. То ли вид этого боязливого детского личика, то ли ощущение покоя, исходившее от безлюдной дороги, перечеркнули разом все его фантазии. — Дайте мне вашу руку, поскольку я уезжаю… Ваши детские пальчики… Вот так прощаются с маленькими полячками, — сказал он, крепко прижав руку Берты к свои губам.

Берта понимала, что позволила Альберу излишнюю вольность, но при этом удивлялась, что почти не испытывает угрызений совести. К тому же этому молодому человеку то, в чем она себя упрекала, видимо, казалось совершенно естественным. Вспоминая некоторые высказывания Альбера, она заметила, что и он, и некоторые другие уважаемые люди их круга относились к поведению Мари Брен без всякого осуждения. Так что было совершенно непонятно, какие же именно поступки следует считать предосудительными. Берта хотела было поделиться своими сомнениями с аббатом Перпером, но тот каждый раз прерывал ее, стоило ей начать свои рассуждения. Священник требовал от нее только одного: покаяния и смирения, ей же хотелось все с ним обсудить и получить необходимые разъяснения.

Как-то раз в воскресенье, возвращаясь домой после мессы, она решила поговорить обо всем с матерью. Однако госпожа Дегуи зашла в магазин.

«Что же так долго мама там выбирает!» — говорила себе Берта, ожидая ее перед дверью. Потом, когда она подумала, что они наконец-то пойдут домой, госпожа Дегуи забежала еще в одну лавку.

«Она хочет купить все, что доставляет удовольствие Эдуару, — размышляла Берта, от нетерпения начиная сердиться на мать. — Она заботится о семье. Хочет, чтобы Эдуар сказал ей: „Матушка, вы меня балуете!“ Но, если уж честно, то она не обладает истинной щедростью. Она ведь так равнодушна к нищим…»

Госпожа Дегуи семенила по дороге, держа в руках свои пакеты; ее миловидное лицо было покрыто маленькими капельками пота. Она торопилась домой, чтобы поспеть к обеду.

Берту, так долго ждавшую мать, чтобы начать разговор, раздражала эта спешка.

— Уж в воскресенье-то можно было бы вернуться на машине! — сказала она.

— Нет, доченька.

— Ты все усложняешь, — сказала Берта, знавшая, что мать часто экономила на мелочах — кусочках хлеба и спичках, при этом не обращая никакого внимания на основные траты семьи, которые, по мнению Берты, были чрезмерными.