Епитимья - страница 13
Дуайт с трудом сглотнул.
— Я опрокинул свечу. Ничего страшного. Я уже все потушил.
И тут Марианна услышала какое-то движение за дверью. Она вопросительно посмотрела на мужа.
— Ты зачем приехала? — спросил он в свою очередь. — Я думал, вы с Бекки останетесь на Рождество...
— Не надо, Дуайт. Кто у тебя там в комнате?
Он ухмыльнулся.
— Никого. Почему бы тебе не забрать Бекки вниз? Я сейчас спущусь, как только приберу.
В этот момент дверь открылась и из комнаты вышел мальчик лет тринадцати. Вид у него был перепуганный и болезненный; он едва стоял на ногах. Двигался держась за стенку, чтобы не упасть.
Марианна повернулась к мужу:
— Дуайт, кто это?
Мальчик прошмыгнул мимо них, что-то прошептав, что именно Марианна — не разобрала.
— Кто этот мальчик?! — закричала Бекки, когда тот стал спускаться по лестнице.
Парадная дверь захлопнулась. Марианна повернулась к Дуайту. На глаза ее навернулись слезы.
— Что он здесь делал?
— Я думаю... полагаю, я должен... — пробормотал Дуайт и замолчал.
— Почему папочка рассердился?! — снова закричала Бекки и зашлась в плаче.
Марианна повернулась к дочери.
— Солнышко, почему бы тебе не спуститься к себе в спальню? Тебе надо распаковать вещи. Ты же большая девочка. Я знаю, ты сама сможешь это сделать. Разве не сможешь? Ну как, справишься?
Бекки, гордая возложенной на нее ответственностью, сняла очки, вытерла слезы и, повернувшись, зашагала вниз по лестнице.
— Дуайт, мне ничего не надо объяснять, — сказала Марианна. — Я не слепая и все видела. — Отодвинув мужа в сторону, в душе радуясь тому, что весом она его значительно превосходит, Марианна прошла в кабинет. Ее взгляд сразу охватил всю картину: веревку, жестянку «Криско», свечу, охотничий нож, дыру, прожженную в ковре. В комнате воняло гарью.
Она повернулась к Дуайту, стоявшему на пороге. Тот что-то пробормотал, захватив ладонью подбородок, потом сказал:
— У меня был срыв...
Марианна сдержанно кивнула. Но куда же девались все ее слова? Те, что она должна была сказать... Собраться с духом и все сказать... сейчас... пока еще не поздно. Ведь завтра она простит его, и начнется следующий цикл их семейной жизни. Начнется все сначала.
И сколько времени еще пройдет до тех пор, пока их имена не появятся в «Чикаго трибюн», потому что ее мужа арестуют за нанесение телесных повреждений детям?
Сколько потребуется лечить его, чтобы исцелить?
Сколько встреч одержимых сексом?
Сколько еще ночей она проплачет в подушку, зная, что увядает, увядает как женщина, опустошенная и одинокая?
И как долго еще предстоит ей ревновать к этим безликим подросткам?
Дуайт продолжал:
— Но это единственная ошибка, Марианна, всего лишь один неверный шаг. На встречах группы говорят, что это вполне нормально.
Марианна прошлась по комнате и подняла с пола бельевую веревку.
— Ты это использовал, чтобы удержать его здесь?
— Да, но...
— Это нормально?
Она отбросила веревку и подняла жестянку «Криско».
— Я, как и любая женщина, хотела бы, чтобы веревка использовалась только для сушки белья. И ни для чего другого.
Дуайт смотрел на нее, не отводя глаз.
Она поднесла к его лицу жестянку «Криско».
— Тоже — нормально?
— Это последний раз, обещаю...
отя по коже у нее забегали мурашки, она взяла и нож.
— Нормально?
Губы Марианны искривились, искривились якобы в иронической усмешке, хотя усмешка эта больше походила на гримасу. Скажи эти слова, набери побольше воздуху и произнеси их.
— Дуайт, я...
Она понимала: он догадывается о том, что предстоит ему услышать; понимала и другое: слова эти должны быть произнесены. До тех пор, пока она их не произнесет, она не сможет почувствовать себя свободной.
— Дуайт, я не могу больше с тобой жить.
— Марианна, не говори так.
Лишь только слова эти были сказаны, она поняла, что теперь ей станет легче.
— У нас все равно ничего не получается..
— Это все ребятишки, Марианна, это их вина.
Взглянув ему в глаза, она окончательно убедилась в том, что все делает правильно.
— Ты полагаешь?
— Я знаю точно, Марианна.
Она слишком устала, чтобы спорить, чтобы попытаться как-то разумно объяснить его безумие.