Эпоха крестовых походов и ее герои - страница 23

Вступление в Акру совершилось с подобающим торжеством. На башнях ее взвились латинские знамена. Церкви, обращенные мусульманами в мечети, вновь были освящены. Но с первых минут торжества среди разноплеменных крестоносцев появилось много недовольных. Дело было в том, что два короля разделили город и добычу между собой и впускали в него только своих воинов, полностью отрезав от добычи тех, кто прежде их приезда долгие месяцы бился под Акрой. Особенно много упреков пришлось на долю Ричарда. У всех на устах было его столкновение с Леопольдом V, герцогом Австрийским, который пользовался особым его нерасположением как сторонник Конрада и Филиппа и родственник низложенного кипрского императора. Леопольд одним из первых взобрался на стены Акры и водрузил свое знамя. Ричарда это вывело из себя: под смех окружающих знамя Леопольда было сброшено наземь, а сам он изгнан из квартала, где хотел расположиться.

Несомненно, что это нанесло серьезный урон единству крестоносного дела. Еще хуже, однако, было то, что не прошло и двух недель после вступления в Акру, как французский король собрался домой под предлогом нездоровья; объяснению этому никто не верил. За Филиппом стали готовиться к отбытию его бароны.

Ричарду, «который оставался в Сирии на службе Богу», ничего более не оставалось, как потребовать у французского короля клятвенного, на мощах, обещания, что он не нападет на его землю и не причинит ему вреда, пока он находится в походе. А когда Ричард вернется из похода, не начнет против него войны, не предупредив его за сорок дней. И Филипп дал такую клятву; поручителем при этом выступил герцог Бургундский.

«Французский король собрался в путь, — продолжает рассказ Амбруаз, — и я могу сказать, что при отъезде он получил больше проклятий, чем благословений… А Ричард, который не забывал Бога, собрал войско… нагрузил метательные снаряды, готовясь в поход. Лето кончалось. Он велел исправить стены Акры и сам следил за работой. Он хотел вернуть Господне наследие и вернул бы, не будь козней его завистников».

После отплытия Филиппа II Августа из Сирии (3 августа 1191 года) до момента, когда, осознав всю бесплодность дальнейшей борьбы и опасности, какими грозило его власти в Англии дальнейшее отсутствие, Ричард тоже решился покинуть Палестину, прошло чуть более года. Каждый день этого года отмечен в дневниках людей, вовлеченных в борьбу, драматическими эпизодами; события неслись с головокружительной быстротой, не подвигая Ричарда к заветной цели, а, наоборот, непрерывно его от нее удаляя.

При всех колоссальных усилиях и готовности к самопожертвованию Ричарду Плантагенету не дано было остановить колесо истории. Впрочем, многие историки, примыкая к суждениям современников Ричарда из числа его недоброжелателей, ответственность за неудачу, постигшую крестоносцев в Сирии, возлагают всецело на него самого. Вот как складывались в этом памятном году события, на которые получил как будто исключительное влияние Ричард, если мы их представим, сжимая изложение хроникеров и новых историков.

Саладин «не смог» (так выражается, например, Кутлер[27], повторяя выражение арабских историков) выполнить в указанный срок условия договора: он не уплатил ничего из 200 тысяч бизантов, не отдал Креста Христова и не отпустил никого из христианских пленников. Тогда (по выражению того же историка) произошла отвратительная сцена. Ричард впал в безмерный гнев и, вытребовав пленников Акры, велел немедленно отрубить им головы под городскими стенами. Это была его «первая ошибка»: после этого Саладин имел основание не исполнять ни одного из условий договора и в дальнейших столкновениях не давать никакой пощады христианам. Другой недостаток Ричарда заключался в том, что при всей своей личной храбрости он оказался не способен составить «разумный план кампании» и провести его без отклонений. «Перед ним стояла ясная задача — разрушить военную силу Саладина и завоевать Иерусалим». Отклоняясь от нее, Ричард «совершает новый промах», аналогичный тому, который заставил латинское войско завязнуть под Акрой: вместо того чтобы двигаться к Иерусалиму, английский король решил завоевать прибрежный город Аскалон. Этому историки вслед за хроникерами находят, впрочем, объяснение. Заняться Аскалоном Ричарда могло побудить влияние Лузиньянов, у которых были виды на Яффу, или тех рыцарей, у которых были владения в прибрежной полосе, или итальянских купцов, у которых были интересы в приморских городах.