Эразм Роттердамский Стихотворения. Иоанн Секунд Поцелуи - страница 7
В лоне питает своем сжатые тесно цветы.
В. Солнца кони еще не поднялись над гладью пустынной,
А на вершине уже в зелени птица поет.
Э. Почва весенней порой ароматными травами тешит
И покрывается вновь дерево густо листвой.
В. Флора своей теплотой так в румянце весну услаждает,
Что о тоскливой зиме нас заставляет забыть.
Э. Мертвая почва себя открывает в ростках воскрешенных,
Где уже хлад отступил, изгнанный теплой весной.
В. Листья — к деревьям, цветенье — к полям и пение — к птицам
Снова приходит весной, стужа уходит весной.
Э. Красится поле повсюду цветов травянистой красою,
С красными розами там лилий слилась белизна.
В. Листьями — лес, и земля украшается розами, реки
Прежде коляски несли, вот уж несут корабли.
Э. Зеленью новой весной одевается поле под солнцем
И многоцветной цветов прелестью блещет оно.
В. Птица, что в зимнюю пору едва и гнездо покидала,
Пением нового дня предупреждает приход.
Э. Мирная землям повсюду весна дары рассыпает,
Луг зеленеет травой, травы цветами блестят.
В. Голову Феб над волнами быстрее подъемлет весною,
Свет благодатный ведет милый охотнее день.
Э. В травах зеленых земля, воды с тихим струятся журчаньем,
Вот и пчела на цветке, мед собирая, жужжит.
В. Поле сверкает в цветах и леса в украшенье зеленом,
От щебетания птиц кровли и роща звенят.
Э. Роща весной зеленеет, земля одевается в травы,
Пестрая птица поет, пчелка летит на цветы.
Солнце охотнее красит квадригою розовой небо,
Воды кристальной реки ластятся светлой струей.
Мягче шумит ветерок, к нему тянется возраст цветущий;
Помня и ты о весне, мрачные думы отбрось.
10. ЭПИТАФИЯ МАРГАРИТЕ ГОНОРЕ[38]
Здесь Маргарита лежит, кто заслуженно звалась Гонорой,[39]
Ты, Фисциний Вильям, взял в ней супругу под стать.
Как хорошо сочетались в вас прелесть и сердце, и годы,
И даже смертью самой нерасторжима, любовь.
Но вот похищена ныне в цветении юности первой,
Розе подобно, едва млека явив лепестки.
И половина — супруг остается без милой супруги
Скорбный, как голубь — вдовец, горлицы милой лишен.
11. МАГИСТРУ ЭНГЕЛЬБЕРТУ ЛЕЙДЕНСКОМУ[40]
Тихими сколько ночами на небе огней золотится
Звездных, и сколько волна капель вмещает в себя,
Сколько и нивы Цереры златой, и Вакха бокалы,
Сколько зеленой травы в поле бывает весной:
Столько же благ величайших, поэт божественный, Муза
Наша для жизни твоей страстно желает тебе.
Вечно болтлива, молва, широко средь народов разлившись,
Не позволяет не знать ни одному о тебе.
Ты, хоть на месте своем пребываешь всегда неизменно, —
В мире огромном паришь, поднятый этой молвой.
Сделала эта молва, что и я тебя знаю, конечно,
Хоть и лица твоего я не видал никогда.
И когда эта молва до меня достигла недавно,
Вестница славы твоей, как и талантов твоих, —
Превознесла она мужа и редкостной чести, и музам
Милого, и вознесла к звездам небесным его.
Но и великая слава, такого достойная мужа,
Все же сама по себе меньше достоинств твоих.
Ибо (чтоб ныне вполне я поверил речам ненадежным),
Впившись, глаза мои все строки впитали твои.
В них для униженной Музы великая светит надежда,
Эта надежда, о стыд, в мире поникла без сил.
Так, я молю, проложи, о муж наилучший, тропинку,
Пусть это рвенье в тебе множится день ото дня.
Пусть же невежество сгинет, поэзии ж дар благодатный
Пусть под главенством твоим к звездам главу вознесет.
Будь же здоров, и пусть боги дадут тебе вечные годы,
Пусть же и Парка тебе дарит бессмертные дни.
12. ЭПИТАФИЯ БЕРТЕ ДЕ ГЕЙН[41]
Ты, кто твердой стопой здесь проходишь, прочти эти строки.
Вот саркофаг перед взором твоим, он сурово благие
Берты останки скрывает; отныне святилища неба
Душу вмещают ее, заслужившую эту награду
Среди достойных; ведь в годы, пока ее жизнь продолжалась,
Матерью доброй была для сирот она, бедных отрадой,
Как и кормилицей тем, кого голод терзал беспощадный,
В горе — надеждой единой, больным — безупречной сиделкой.
Щедрая, с ними она разделяла все блага когда-то,
10 Чтобы, стократ их умножив, стяжать себе вышние блага.
13. ДРУГАЯ ЭПИТАФИЯ[42]
Обрати взор сюда ты, о путник,
Прочитай эпитафию нашу;
Холм, который ты зришь пред собою,
Ты стопою дави нетяжелой.
Он скрывает блаженные кости