Эрнест Хемингуэй - страница 8

Позднее, в 1958 году, в известном интервью Джорджу Плимптону, отвечая на вопрос, какую пользу принес ему опыт, приобретенный в канзасской газете, Хемингуэй сказал: «Сотрудничая в «Стар», я учился писать простые ясные фразы. Это полезно любому. Газетная работа никогда не повредит новичку и сослужит добрую службу, если вовремя с ней расстаться».

Дела в газете шли у Хемингуэя неплохо, но мысль о фронте не покидала его. К тому же в газете появился новый сотрудник Тэд Брамбэк, которому уже довелось побывать в рядах транспортного подразделения американского Красного Креста на участках боевых действий во Франции. Его рассказы явно интриговали Хемингуэя. Правда, Эрнест ввиду слабого зрения не мог служить в пехоте или других регулярных частях экспедиционного корпуса. Но в это время как раз поступило сообщение о том, что американский Красный Крест вербует добровольцев для службы в Италии; к тому же отец писателя снял, наконец, свое «вето» и позволил сыну испытать судьбу. В конце апреля 1918 года Хемингуэй с группой молодых людей отплыл из Нью-Йорка на борту лайнера «Чикаго». После десятидневного плавания они высадились в Бордо, откуда отправились в Париж. Это была первая встреча писателя с городом, к которому он прикипел душой и который сыграл столь замечательную, роль в его жизни и творчестве.

Из Парижа Хемингуэй в качестве водителя санитарной машины IV отряда Красного Креста был командирован в Италию, в Милан. Там Хемингуэй и его товарищи стали именоваться «тененте», т. е. их считали почетными младшими лейтенантами, что давало как офицерам определенные привилегии, в частности право питаться в офицерской столовой, посещать рестораны и бары, закрытые для рядовых. В Милане Хемингуэй принял нечто вроде боевого крещения: в городе произошел взрыв на военном заводе, и Эрнесту пришлось эвакуировать пострадавших. С той поры сцены крови, смерти, человеческих страданий в его произведениях сделались для него привычными.

В это время Хемингуэй довольно часто выезжал на итало-австрийский фронт в район реки Пиаве к северу от Венеции, где происходили весьма активные боевые действия. Хемингуэй познакомился с командиром одного из подразделений и имел возможность находиться непосредственно на передовой. Здесь 8 июля 1918 года Хемингуэй был ранен при следующих обстоятельствах.

Стояла безлунная ночь, противники обменивались редкими выстрелами. Хемингуэй прибыл на мотоцикле в окопы передней линии, где раздавал солдатам сигареты, шоколад и почту. Солдаты предупредили, что ему следовало бы держаться подальше от передовой. Взяв у одного из солдат винтовку, Эрнест выстрелил в сторону австрийских позиций. В ответ заговорил крупный миномет. Мина попала в окоп, где находился Хемингуэй. Один из солдат был убит, другому оторвало ноги. Еще один был тяжело ранен. Хемингуэй также получил ранение в ноги. Превозмогая боль, взвалив на спину товарища, Хемингуэй пополз в тыл. В этот момент его засек вражеский прожектор, после чего, он попал в зону пулеметного огня и был еще дважды ранен. Человек, которого он тащил, был мертв. Сам Хемингуэй вскоре потерял сознание, был подобран и доставлен в медпункт.

Позднее он не раз возвращался к этому эпизоду, перебирая в памяти пережитые ощущения. Безусловно, одно из наиболее точных описаний содержится в романе «Прощай, оружие!», герой которого, лейтенант Фредерик Генри, — лицо во многом автобиографическое. Вот как описана сцена его ранения: «Я надкусил свой ломоть сыру и глотнул вина. Среди продолжавшегося шума я уловил кашель, потом послышалось: чух-чух-чух-чух, и потом что-то сверкнуло, точно настежь распахнули летку домны, и рев, сначала белый, потом все краснее, краснее, краснее в стремительном вихре. Я попытался вздохнуть, но дыхания не было, и я почувствовал, что весь вырвался из самого себя и лечу, лечу, лечу, подхваченный вихрем» (II, с. 55).

Когда Хемингуэя, наконец, после некоторых — приключений доставили в перевязочную на операционный стол, выяснилось, что он многократно ранен в обе ноги ниже колен. Всего было извлечено 28 осколков, однако около двух сотен мелких стальных частиц все еще оставались в его теле, давали о себе знать и время от времени выходили вплоть до сороковых годов. На первых порах ему грозила ампутация ноги и опасность, что он останется инвалидом, неспособным к передвижению.