Эрос, сознание и Кундалини - страница 16

Например, слово fuck (трахаться) обладало наибольшей чисто эротической силой, когда было запретным; в своем современном употреблении оно все дальше и дальше уходит от тайны, превращаясь в бранное слово, имеющее множество неэротических толкований. Сила, которую первоначально содержали в себе такие слова, происходила от их близости к столь сокровенной тайне, что о ней было нельзя говорить. Сходным образом, причина, по которой люди викторианской эпохи закрывали ножки своей мебели, состояла не в том, что они были сдержанными ханжами, а в том, что они видели там тайну, и, потому, в соответствии с эротической экономии их времени, требовались скромные чехлы. Теперь, когда все материальное, которое можно выставлять напоказ, уже выставлено, преобладает иная эротическая экономия, и мы сетуем на отсутствие нематериальных эротических вещей, вроде интимности и преданности.

Старания сделать секс допустимой темой смещают обаяние тайны в направлении политических страстей Первой Поправки, и свидания авангардистских порнографов с консервативными судьями становятся пародией на эротические идеологии. Порнографы - это возбуждающие танцовщицы стриптиза, а консервативные, а затем либеральные судьи - их почитатели (не)скромности, укрывающие и разоблачающие перед неодобрением общественности. Но как насчет этого более загадочного эроса?

Тот факт, что эрос - это, по существу, манящая сокровенность, а не сексуальное желание, ставит нас перед крайне неподатливой проблемой: как сохранять загадочную природу эротической тайны и быть сопричастным ей, не сводя ее к ее противоположности - известному, неизменному предмету потребления. Наш успех зависит от крайне тонкого качества, вопроса оттенка - самого тона, который мы используем при постановке вопроса.

Более серьезная и слишком строгая интонация говорит о серьезной проблеме. Она задает вопросы нахмурив брови, надеясь на научные факты, статистические нормы, искупительные признания, и резкие протесты против греха, или недвусмысленные требования альтернатив и удовольствий. Нуждаюсь ли я в сексе? Следует ли мне мастурбировать? Достаточно ли хорош наш секс? Нормально ли это желание? Попаду ли я из-за этого ад? В сочетании с разочарованиями жизни такие серьезные вопросы могут вести к циничной уверенности типа: «Какое это имеет отношение к любви!», «Мужчинам нельзя доверять», «Женщина будет каждый раз набрасываться на тебя!», «Секс тебя погубит!», «Сублимация? Да, конечно!»

Последствия таких вопросов об эросе неизбежно сводят его к вещи, лишенной тайны - греху, рефлексу, цели - ибо мы имеем дело с реалиями, слишком неопределенными и уязвимыми для столь строгого подхода. Вследствие таких серьезных расследований и диалектических споров каждого поколения, феномен эротической тайны непрерывно преобразуется в «секс», который считается греховным, либо совершенно естественным, чем-то, способным заманить нас в ловушку, либо чем-то, нуждающимся в освобождении, что, в свою очередь, освобождает нас.

Однако, есть другой подход - менее инквизиторский и гораздо более парадоксальный, повергающий в абсолютное удивление. Ибо эрос - не проблема, нуждающаяся в разрешении, или побуждение, требующее освобождения, а захватывающее томление и тяга, ощущаемые как тайна, благоговение, и глубина - томление, никогда не нуждавшееся в научной достоверности, церковных указах, фактических ответах, или даже в удовлетворяющем ответе завершенного физиологического рефлекса.

Несомненно, задаваясь вопросами о сексе, мы всякий раз испытываем утонченное эротическое напряжение, ибо вопрошание начинает диалог с сокровенным. Независимо от формы - самокритичной исповеди, как у кающегося «грешника», или более горячей сексуальной активности, как у распутника, нашу деятельность инициирует одно и то же чувство тайны. Острые ощущения признания греха или переживания оргазма происходят от приближения к чему-то тайному и его высвобождения. Покаяние и признание резко высвобождают тайну личного раскаяния (и потому представляют собой эротические процессы), в то время как оргазм высвобождает скрытые фантазии, возбуждения, и выделения. Однако, человек, практикующий тантрическую сублимацию, не соблазняется выискиванием скрытых греховных чувств или буквальностью какого бы то ни было конкретного желания секса. Он живет в самой тайне.