Эш, или Анархия - страница 63

И поскольку он таким образом только усилил подозрения ворчащей Эрны, что намерен все-таки рисковать для себя ее деньгами, возникло чувство долга, которое, по сути, и не было неприятным; но поскольку остальных это не трогало, то его голос сорвался на крик: значит, вот она, благодарность, и вообще он сильно жалеет, что приехал сюда с деньгами, раз уж его здесь так принимают, то по поводу оставшейся суммы он напишет Гернерту. Пусть поступает так, как ему заблагорассудится, отрезала фрейлейн Эрна. Впрочем, она сама может написать, он ведь однозначно снял с себя всякую ответственность. Она не будет делать этого. Прекрасно, в таком случае он напишет, он ведь порядочный человек. "Скажите пожалуйста!" — съязвила фрейлейн Эрна. Эш потребовал чернил и бумаги и уединился в своей комнате, потеряв всякий интерес к присутствующим.

В своей комнате он принялся расхаживать размашистыми шагами, как это он обычно делал в состоянии сильного волнения. Затем он начал насвистывать песенку, чтобы те за стенкой не вообразили себе, что он злится, а может, он насвистывал потому, что на душе было чертовски одиноко. Скоро послышались голоса Эрны и Лоберга. Они разговаривали в передней шепотом; очевидно, Лоберг все еще испытывал страх перед гневом Эша: его белесые глазенки от беспомощности так и бегали туда-сюда. Эш, как он частенько делал это, сравнил образ Лоберга с образом матушки Хентьен. Бедная, сейчас и она бессильна что-либо сделать и вынуждена со всем смириться. Он прислушался, не моют ли Эрна с Лобергом ему косточки. Хорошенькое положение, в которое поставила его своей дурацкой ревностью матушка Хентьен; на кой ему все это нужно было, он уже давным-давно мог бы быть в Баденвайлере. В передней все стихло, Лоберг ушел; Эш уселся за стол и написал ровным бухгалтерским почерком: "Господину Альфреду Гернерту, директору театра, в настоящее время пребывающему в Кельне, театр "Альгамбра". Прошу переслать мне мой актив в сумме 780,75 марок с одновременным производством соответствующего расчета. С уважением". Зажав лист бумаги в одной руке, а чернильницу с пером в другой, он направился в комнату Эрны.

Эрна в войлочных шлепанцах как раз расстилала постель, Эш удивился, что она успела так быстро сменить обувь. Она уже намерилась было возмутиться вторжением, но тут обратила внимание на его оснащение: "Ну и что вы хотите со своей бумажкой?" "Подпишите", — скомандовал Эш. "У вас я не подпишу больше ничего…" Но, подумав, она все-таки просмотрела письмо и пошла с ним к столу: "А впрочем, как угодно"; хотя и бесполезно все это, денежки-то тю-тю, промотали, прокутили, с этим придется смириться, господину Эшу на это, конечно, наплевать. В ходе ее причитаний в нем снова возникло странное чувство долга перед ней; а что, уж он поможет ей с ее деньгами, он взял ее за руку, чтобы показать, где расписаться. Попытка высвободить руку снова разозлила его; он сжал руку еще сильнее, можно даже сказать, что он вел себя с Эрной грубо, и это было уже во второй раз, когда фрейлейн Эрна, оказавшись беззащитной, не знала, что сказать. Эш как-то не особо задумывался над своим поведением, он просто тянул ее руку к ту подписи, но тут его резанул ее косой змеиный взгляд, это было похоже на вызов. Когда он схватил ее в объятия, ее щека прижалась к его груди. Он не стал утруждать себя ответами на вопросы, был ли этот порыв отголоском ее прежней влюбленности, или она просто хотела отомстить Лобергу за его неспособность быть мужчиной, или — и это казалось Эшу наиболее близким к истине- она пошла на это просто потому, что он оказался в этот момент именно здесь, что так должно было произойти, ибо уже отпала необходимость устраивать перепалку по поводу их женитьбы. Все вдруг стало на свои места: у Эрны появился жених, а он вместе с матушкой Хентьен слиняет в Америку; улеглась также злость на Лоберга, возникло даже какое-то чувство жалости к этому идиоту, который был так похож на матушку Хентьен, к тому же и фрейлейн Эрна могла вполне набраться от своего жениха кое-чего в интимном общении, так что было ощущение, будто Эрна — частичка матушки Хентьен, и говорить об измене было бы неуместным. Поскольку воспоминания о старых стычках еще не окончательно испарились, то они медлили, это было подобно моменту враждебной стыдливости, и Эш почти был готов, не сделав задуманное, снова ретироваться в свою комнату, как это уже однажды случилось. Тут она вдруг прошептала: "Тсс, тихо", и отпрянула от него; в коридоре скрипнула дверь, и Эш сообразил, что пришла Илона. Они стояли, не двигаясь. Но как только шаги затихли и в двери Корна щелкнул замок, они тут же бросились в объятия друг друга.