Эсхатология - страница 7

Последовал сухой и формальный обмен приветствиями, Сандр откровенно скучал и временами чихал, когда навязчивый приторный аромат щипал ноздри. Все это время тощий жрец не менял выражения лица, оставаясь точной копией своего божка, однако взгляд его, изучающий и внимательный, буравил Сандра, а цепкие пальцы шустро перебирали четки с наполированными до зеркальными блеска металлическими гайками. Когда же до него дошла очередь, он шагнул вперед и произнес сухим голосом похожим на треск гнилой ткани:

– Светлейший князь Урга, защитник веры и податель блага, приветствует тебя, о, князь, моими устами! Мир тебе. Я – Дмитр, настоятель северных епархий от имени Андроникса, двоюродного брата твоего почившего отца, пришел засвидетельствовать свою почтение и выразить надежду на то, что приемник славной череды древоградских правителей также будет чтить волю Грезящего и достойно подтвердит право на княжеский стол и венец. Я привез дары.

Дмитр небрежно махнул рукой, и по удару гонга в палату вошли послушники, неся тюки с желтыми свечами и ритуальной утварью, на лбах у них красовались нарисованные красной краской знаки смирения.

Воспрянувший было духом Сандр вновь напустил на себя кислую мину. Князья, представители высшего правящего сословия, купцы и воины по традиции исповедовали безбожие, разбавленное угасавшими огарками древних родовых механических культов. Духовники: монахи и проповедники религии Грезящего, напротив нашли горячую поддержку в широких кругах простого, и в особенности – обделенного жизнью люда. Само по себе учение, несшее надежду на посмертное лучшее существовании при условии соблюдения всех предписанных обетов и ритуалов, не представляло прямой угрозы сложившейся системы, но в нем таилась такая мощная антигосударственная склонность, которая со временем проросла во взаимную неприязнь, нетерпимость, обернувшиеся в дальнейшем неоднократными столкновениями. Конфликты выливались в не угасавшие бунты, покушения, перевороты, где было и великое самопожертвование и не менее великая низость. Так было пока две власти – правящая светская и духовная, господствующая в умах, не научились сосуществовать в новой системе, помогая и дополняя, взаимопроникая, или, по крайней мере, не мешая одна другой. А посему столь явное выпячивание собственной значимости заезжего выскочи, как бы он там себя напыщенно не величал, граничащее уже с прямым неуважением к наследнику власти, так покоробило Сандра. В глубине души он решил, что стоит непременно разобраться и с этим зарвавшимся жрецом и поставить на место всю здешнюю распоясавшую шатию. Он научит их всех должному уважению! А пока, мужественно взяв себя в руки, он подчеркнуто сухо произнес:

– И тебе мир, э-э… наставник. Я с удовольствием принимаю поздравления своего царственного дядюшки, равно как и дары. Ты прибыл как раз во время, чтобы принять участие в подготовке поминальных игрищ.

Главный духовник заметно оживился, и, подвинувшись, покровительственно и даже как-то фамильярно зашептал на ухо Сандру:

– Как раз об этом ваше сиятельство, я и уполномочен побеседовать с вами от имени вашего дяди, да благословит его Грезящий. Я предлагаю вам собрать военный совет сегодня же вечером, не откладывая дело в долгий ящик.

– Да будет так, – согласился заинтригованный княжич. – А теперь, любезные друзья, я объявляю собрание закрытым. Вечером, как только часы пробьют семь, я желаю посетить воинский лагерь, где ожидаю увидеть всех воевод и славных богатырей, дабы разработать стратегию подготовки к игрищам в честь поминовения моего венценосного предка.

Сандр по возможности величаво проследовал к выходу, с удовлетворением подмечая, как нехотя склоняются в поклоне головы подданных. Сердце выпрыгивало из груди от торжества момента. В это самое время, когда слуги уже распахнули перед ним двери, рядом раздался знакомый голос:

– Мой, господин, дозволь обратиться.

Мельком взглянув на говорившую, он коротко махнул рукой, делая знак следовать за ним. Конечно, он помнил эту высокую немолодую сухопарую особу, с совершенно лысым, как шар черепом, в неизменном наглухо застегнутом строгом темно-синем платье со стоящим воротником, с теми же неизменными скорбными линиями в уголках рта, и все с той же цепкой хваткой узких пальцев, когда в коридоре она взяла его под локоть. Слегка поморщившись, он лишь продолжил неспешно путь, как подобает владыке, отрабатывая походку.