Ещё не вечер… - страница 10
Тада и ребят привезли в Киров (Вятка) на бывшие ноябрьские праздники в одну из самых тяжелых беспредельных тюрем, но об этом Тадеуш узнал позже, а пока шел шмон в приемной, один из зеков обслуг пристально смотрел на него и глазами подсказывал, ведь в тюрьме многое понимают с полувзгляда чтобы Тад согласился пойти помыться в тюремной бане после дороги «А чего, – думал Тад, – пойду, отдохну под горячей водичкой, в хату-то всегда успею да и устал от «столыпина», как сволочь. Чего-то физиономия у парня знакомая, где-то встречались, а где – не помню». Прапорщик отвел Тада в баню и посоветовал не спешить. Как только он закрыл дверь, открылось окно хозобслуги, и тот парень, из приемной спросил «Тадеуш Рафаилович вы меня не помните, я Андрей с юридического факультета ВИМО. (Институт военных переводчиков) Здесь в тюрьме уже знали, что Вас привезут, тюряга беспредельная в конфликты с администрацией не лезьте. Вы мойтесь, а я чаек заварю, устали, небось, с дороги-то. Я все буду знать, где Вы и в какой камере, и, как смогу, помогу, да еще один из корпусных тоже ваш ученик я слышал, он хочет Вас взять к себе в корпус»
Помывшись, Тад пил чай с Андреем и болтал о превратностях жизни, ученик снабдил сенсея буханкой свежего хлеба, сахаром и двумя килограммами жира, что особенно было ценно в Вятке начинались холода. Пожелав Таду добра на дорожку, Андрюха простился и еще раз подтвердил, что будет следить за передвижениями Тада по тюрьме и обязательно поможет. «Только осторожней, – напутствовал он, администрация – шакалы, каких свет не видел». Обнявшись, на том и расстались. Тад так и не спросил, за что здесь Андрей, да ему, в общем-то, было неважно, главное, увидел знакомое лицо, и на сердце стало теплее. Тад давно уже никого не осуждал по принципу «не судите, да не судимы будете», и даже к тяжелым преступлениям относился спокойно, видя в арестантах глубоко страдающих людей. Людям, не прошедшим тюрьму, зону, лишения, этого не суждено понять.
После бани Тада ждал сюрприз, его бросили в карцер. «Не понял, – подумал про себя Тад, – но, как есть, так есть». Вкамере было холодно. Тад осмотрелся, объем: 2,2 х 1,5, полуподвал, по стене от окна струится вода, за окнами минус. Быстро разобрав пожитки, поставил чаек и сел писать жалобу. Минут через 15-20, как только жалоба попала администрации в руки, за Тадеушем тут же пришли и перевели на первый этаж, в общую хату, там было тепло. «Экспериментируют, твари» – отметил про себя Тад, вспоминая Андрея.
Первые дни, при походах к врачу и на прогулку, его опекало по пять-восемь человек с собаками и перекладыванием оружия из кармана в карман, так, чтобы Тад это видел. Ну, как это не раз бывало, хата тут же начала заниматься каратэ, а это очень не нравилось администрации, и Тада вновь кидают в карцер, а буквально через день ему подселяют воркутинского корреспондента Володю Брагина, которого довели по сути дела до положения бомжа. Худой, изголодавшийся, без курева и без одежды, этот человек сильно страдал, вот с ним Тад и провел где-то полтора-два месяца до суда, слышал и наблюдал, как охрана избивает и материт арестантов в соседних камерах.
Первый раз за долгие годы Тад, простудившись, сильно заболел. Он кашлял так, что, казалось, внутренности выскочат, но, ни лекарств, ни врача администрация так и не предоставила. Зам. начальника тюрьмы Ляпустин входил в хату и сразу же к батарее: «Ой, чтой-то она холодная?» – спрашивал он. Да, господин начальничек, вам-то лучше знать, ведь в коридоре-то батарея горячая. «Только этим скотам не показаться слабым», – думал Тад. Ив таком состоянии вставал и тренировался дальше. Кстати, Лен Васильевич несколько раз предупреждал Тада не прибегать к помощи врача, а то точно могут отравить перед судом, видя, что у них ничего не получается. ИТад терпел, как мог. За неделю до суда Тада перевели в общую камеру, как бы давая отдохнуть и отогреться.
По сути дела, пытки голодом, холодом, избиением существуют в настоящее время на всей территории России от Питера до Южно-Сахалинска колоссальная смертность, особенно в тюрьмах подследственные тянут ту же лямку, что и осужденные, годами дожидаясь суда. За эти кошмарные преступления никто и никогда из администрации не ответил. Общество не слушает, а правительство делает вид, что ничего не знает о беспорядках в системе Гулага. Это ни к чему хорошему не приведет, так как человек, побывавший там, особенно незаслуженно, становится лютым врагом этой системы, Правительства и отчасти общества, которое его не защитило от геноцида и беспредела, страшно все это констатировать в конце «цивилизованного» двадцатого века.