Ещё о женЬщинах - страница 48
Он знал и то, что в её роду идёт уже серьёзно ряд подобных из этих болезней, пока коснувшихся некоторых посторонних и малоценных родственников. Он сам в своё время был озабочен этим, и даже на досуге беспокоился за судьбу их возможного будущего ребёнка. Вот тут стоп. А если не врать?
Возможного и будущего ли? То есть, конечно, ещё как возможного, но вот будущего ли — вопрос. Всё-таки сперва надо выучиться, закончить институт, правильно говорил Ленин папа на свадьбе: «Учиться, учиться и учиться!». То же и все говорят. Брать ей академический отпуск — всё забудет, и без того двоечница, опять же время терять.
А вот если не врать?
Ну, конечно, придётся подрабатывать, конечно, неохота. Сторожем. Ночь не спать или спать мало и неудобно, а с утра на занятия, и полдня клевать носом, а ведь ещё вопросы задают, то есть ещё готовиться к занятиям, вот дерьмище-то! Сторожем… А платят сколько? Это значит — мучиться, а денег всё равно будет не хватать. Лучше дворником — ночь спи, с утра работай. Да, но только не зимой. С утра шёл снег, а потом слежался, и вот поди-тко поколи лёд, а он ведь — сволочь прочная и бесконечная, лёд. Плюс помойки, а вокруг — девятиэтажки, это всё мусоропроводы, так он не понял, кто он будет — голубой дворник с бляхой или мусорщик на Лорее? А зарплата, как у сторожа, если, конечно, не обслуживать десять дворов, но тогда когда жить, учиться и бороться?
(Бороться, бороться, что-то я хотел сказать про бороться, забыл.)
Ну котельная. А где она? А вон она, ближайшая дымит за сто вёрст, да туда и идти-то страшно, не то что что. Вагоны разгружать? Так это на вокзале, это ещё дальше, да и как там всё — хрен его знает. А может, там какая-нибудь мафия, всё-таки место криминогенное. Рэкет. Опять же это ночами, спать вообще не получается, это ещё хуже, чем сторожем. Ну, какие ещё работы бывают? То-то, что никаких. Хлопотно это. И ни хуя себе, а когда вообще стихи писать?!
Ну ладно, ладно, мы поняли: лирический герой — лентяй. А вот если всё-таки совсем не врать?
Ну тогда, наверное, надо вспомнить, что никакая ты не Манька Облигация, а лирический герой. Герой, понимаешь? Поэт деревни и гражданин мира. Что стихи обыкновенно пишутся в трамваях, а это будет вполне актуально при поездках на вокзал, а также сторожевыми ночами. А не хочешь писать — не пиши, сынок, а захочешь — напишешь. Что денег не хватает естественным образом, и родители помогут, и стипендия к жалованью, так что и проживём, и выучимся, а что тебе неохота, то мы это понимаем, но не более того.
Нет-нет, вы не понимаете, уважаемый автор, или, хуже того, передёргиваете! Я не так говорил. Я говорил: жить, учиться и бороться! Вот что «тогда, если не врать».
Мы так любим бороться. Я сильнее, но ненамного, а если совсем чуть-чуть поддаваться, то силы равны. По полу раскиданы одеяла, в доме жарко натоплено, так что хочется раздеться и лечь на пол. Подножки запрещены. Захватывать можно только руками и только выше пояса, потому что борцы обнажены. Смуглый противник с толстой косой, как угорь выскользнув из жарких объятий, переходит в наступление, но тщетно. Тогда снова атакует фаллофор. Мягкими движениями он отбивается от цепких рук соперника, вдруг охватывает его поперёк живота и падает вместе с ним назад, так что длинные ноги первого описывают в воздухе очаровательную дугу, но в полёте этот ловкий олимпионик успевает по-кошачьи изогнуться, и вот уже упирается в одеяло затылком и пятками. Фаллофор всем телом наваливается на этот живой мост и начинает дожимать. И мы помним, что руками захватываем только выше пояса, это правило остаётся в силе, даже если борцы начинают соитие. Да, мы славно боролись, и Людмила — это ведь только здесь, в публичном доме, ей присвоили за прекрасность имя Елены — Людмила лежала на полу и хохотала, как русалка.
Каково-то ей похохочется, будучи брюхатой? А потом, конечно, пелёнки или, хуже того, памперсы. Хотя памперсы очень полезны, например, литератор Павлинов, когда бедствовал, засовывал памперсы в прохудившуюся обувь и таким образом содержал ноги в тепле, голову в холоде, а брюхо в голоде. Но за памперсы нужно платить живыми деньгами, а потом, полные, они очень тяжелы и ещё нередко сваливаются с ребёночкиной жопы. Тогда Людмила, соблазнительная с высохшими подтёками на халате, под которым покачиваются непраздные груди, будет поправлять памперсы ребёночку, вместо того чтобы сдёргивать штаны с отца. Ведь недаром сказал один литературный герой у Горького в людях: «Жена — друг до первого ребёнка… как водится».