Ещё о женЬщинах - страница 55
Ладно, Чехову некоторая жестокость простительна, он всё же был хотя и не анестезиологом, но всё-таки доктором, аллопатом. А вот за что Бунин, бессмертный академик, — я просто ума не приложу. Давайте-ка и его спросим.
А впрочем, что мы всё риторически да риторически? А вот давайте-ка спросим-ка! Как спросим? А непосредственно! Вот мы сейчас вызовем его дух и спросим. Сейчас-сейчас…
И лирический герой сел вызывать дух Ивана Бунина.
Ну, бляха-муха, ну бесит он! Вот нажрётся, как внутренняя свинья, и гонит пургу, и гонит! А если ещё курнёт, так хоть из дому беги. Да не было такого никогда! То есть было, но совсем не так. А было вот как.
Вызывал он, да, но никакого не Бунина, что ж врать-то. Вызывал он, между нами говоря, другого духа, и гораздо худшего. Правда, тут у него есть железная отмазка, что это не он вызывал, а злая волшебница Гингема, но, по-моему, говно отмазка. Тем более что в состоянии опьянения, это вообще отягчающее обстоятельство.
«Ужо тебе!» — подумал он тогда и, хотя пропустил рюмочку для храбрости, всё же не без опаски полез в чулан за Чёрной Книгой. Да, у него в чулане столько всякого хлама, что есть и Чёрная Книга в новейшем русском переводе.
Один городской чернокнижник перевёл её с кельтского ещё в советское время, а когда стали появляться разнообразные кооперативные и частные издательства, принёс свой перевод приятелю, ставшему как раз таки частным издателем. Приятель, конечно, не захотел печатать это барахло. Тогда чернокнижник подпоил его, и тот было согласился, но наутро отказался от своих слов совершенно наотрез, несмотря даже на то что чернокнижник, с тайной целью произвести мистическое впечатление, опохмелил его в точности как Воланд Стёпу Лиходеева. Издатель с удовольствием выпил ледяной водки, закусив её икрой и сосисками в маринаде, но при первых же словах о Книге только замахал руками. Тогда чернокнижник пришёл в третий раз. На голове его был длинный сиреневый парик, на лице — маска для подводного плаванья, на ногах — ласты, а в руках — бубен и связка чеснока. В офисе он немедленно разделся догола, оставив лишь парик, съел, не поморщившись, весь чеснок и, ударяя в бубен, приступил к исполнению колдовского танца, специально разработанного им для этого случая. Такое уже не могло не подействовать, и вскоре плохо проклеенная Чёрная Книга карманного формата в дешёвенькой бумажной обложке вышла в свет тиражом в пятьдесят тысяч экземпляров. По мнению издателя, ещё не отвыкшего от советских стандартов, это был самый скромный тираж.
Далее, как и обещал переводчик, начались разнообразные чудеса. Главным из них было то, что в годы бешеной гиперинфляции Чёрная Книга была единственным известным на отечественном рынке товаром, который не повышался, а падал в цене. Всего, к ужасу издателя, было продано двадцать четыре экземпляра. И кстати, к вящему удивлению переводчика, который, правда, знал в городе полтора десятка человек, способных оценить эту великую Книгу, но им-то всем он раздал авторские экземпляры с дарственной надписью. Издатель от отчаянья пытался даже всучивать Чёрную Книгу в нагрузку к Чейзу, но это вам не советское время и в нагрузку экземпляров разошлось ноль. Издатель, вскоре разорившийся и всем задолжавший, спился и подох под забором от контрольного выстрела в голову. На что переводчик, ставший к тому времени православным ортодоксом, с торжеством указал как на вопиющий к небу пример того, что будет со всяким, не отрёкшимся от сил тьмы.
В общем, затея оказалась самым провальным проектом отечественного книгоиздания, сами книжки долго ещё горели, мокли и гнили на городской свалке, и не смеялся над этой историей только ленивый, хотя Чёрная Книга была самая настоящая, и я бы очень хотел знать, где и у кого спрятаны остальные двадцать три экземпляра.
Он наконец нашёл её среди всяческого хлама, как то: старых фотоаппаратов, радиоприёмников, магнитофонов, битых банок, мятых кастрюль, среди вороха невероятно замызганных и обспусканных женских платьев, юбок, халатиков, блузок, колготок и туфель. Он раскрыл Книгу и вслух прочитал: