Еще один Валентинов день - страница 19

– Не такая уж страшная ложь, а? – холодно улыбнулся Рафферти. – Матушка учила меня быть вежливым.

– Наверняка. Изумляет другая ваша ложь.

– Какая?

– Сомневаюсь, что вы тот, кем представились, Рафферти. Чутье подсказывает.

Хелен сделала глоток из своей чашки и посмотрела в глаза гостю. Она выглядела очень спокойной, очень сдержанной, но Джеймс ясно видел, как под внешней невозмутимостью пульсирует напряжение.

– Не желаете рассказать правду?

Рафферти на один безумный миг представил, с каким удовольствием сразил бы ее наповал. Никогда ни одной женщине он не раскрывал правды и не собирался начинать прямо сейчас. Поэтому откинулся назад, достал сигареты и вежливо улыбнулся.

– Вы мне ни за что не поверите, голубушка.

– А вы попробуйте.

Джеймс поверх огонька спички взглянул на упрямицу, и у нее тут же загорелись глаза. А потом на щеках Хелен выступил румянец, придавая ей такой застенчивый и невинный вид, которого он не встречал на протяжении десятилетий.

– Кто вы, Рафферти? – спросила она. – И что вам от меня нужно?

У Хелен имелось множество причин не верить Рафферти, в том числе главная – когда позвонил Абрамович, чтобы справиться о Билли Моретти, то категорически заявил, что никакой Рафферти на него не работает.

Эту информацию Хелен восприняла как болезненный удар по самолюбию. Обычно она не совершала подобных промахов и никогда не ошибалась в искренности собеседника. А ведь она решила, что Билли Моретти стоит дать еще один шанс. Убедила себя, что Джеймс Рафферти один из хороших парней. А он оказался лжецом.

И все-таки, невзирая на факты, в глубине души Хелен доверяла ему. Пусть он и не сказал правды, но вел себя достойно.

Она не заметила машины, по его словам, намеревавшейся сбить ее… но, как бы там ни было, Рафферти ринулся ей на выручку. Да и зачем ему врать? Он уже получил все, что хотел: Хелен сняла обвинение с Билли, тот вышел на свободу, и нет возможности снова привлечь Моретти к ответственности, если Хелен не хочет опорочить свою репутацию.

Почему она так расстроилась от мысли, что Рафферти навсегда исчез из ее жизни, а когда вернулся, земля в буквальном смысле разверзлась у нее под ногами? Почему он привел ее в кафе и угостил чаем с тостами, почему привез домой, почему сидит в ее квартире и пьет самый скверный из известных человечеству кофе и смотрит на нее подозрительными глазами, явно придумывая очередную ложь?

«И что самое настораживающее – почему я все это ему позволяю?».

Опять интуиция. Иррациональное, подозрительное чувство вносило еще большую сумятицу, нашептывая, что этому человеку можно доверять. Не словам, которые в основном являли собой смесь лести, всякого вздора и откровенной выдумки. Но доверять ему самому. Доверять, несмотря на все доводы рассудка.

– В каком смысле – кто я? – спросил Рафферти и, выигрывая время, принялся возиться с сигаретой. – Я же говорил вам…

– Вы осчастливили меня кучей вранья. Абрамович никогда о вас не слышал.

– Может, у него просто короткая память, – ничуть не смутился Рафферти.

– У Абрамовича мозги, как стальной капкан. Вы солгали мне, Рафферти. Вы не адвокат.

– Я целый год проучился на юридическом факультете, – сообщил он, и Хелен, озадаченная его беспечностью, не приказала затушить сигарету.

– Где?

– В Принстоне.

– В Принстоне нет такого факультета.

– На самом деле это были подготовительные курсы, а потом я учился в Гарварде, – пожал плечами Рафферти.

– Вы не похожи на студента Гарвардского университета.

– Если вы мне не верите, зачем спрашиваете? – ядовито улыбнулся он, прищурившись.

Потом развалился на потрепанном мягком диване, вытянув перед собой длинные ноги.

Хелен стояла, молча глядя на него, не желая садиться, пока не подвергнет нахала перекрестному допросу. Сесть – значит смириться с его присутствием, а она совсем не готова капитулировать. Любым способом надо вывести этого жулика на чистую воду.

– Почему вы мне врали?

– Ничего подобного. Вы поторопились с выводами, а я не стал спорить. Так казалось легче, чем попытаться рассказать всю правду.

– Вы всегда выбираете легкий путь? – спросила прокурорша, не выпуская его из виду.