— Дозвольте узнать, с чего это опять сегодня лектричество зажгли? — спрашивает какая-то женщина.
— Лектричество-то с чего палят? А сегодня в манеже, на конской выставке, медали лошадям раздавали, ну вот по сему случаю и зажгли.
— Лошадям медали? Да что вы, батюшка! Не хотите ответить, так не надо.
— Что ж тут удивительного? Откуда вы приехали? Ноне и телятам медали давали. Вон будет цветочная выставка, так и на древеса навесят. Какая-нибудь камелия в цвету и будет в серебряной или золотой медали.
— Ах эдакие… А я думала… Ну, пардон.
— Ничего-с. Окромя того почетное гражданство лошадям раздали.
— Почетное дипломство, — поправляет кто-то.
— Все равно: что дипломство, что гражданство. Все-таки почет большой. Уж та лошадь, у которой почетная бумага, — ее в солдаты не возьмут, она от конской повинности освобождена.
— И купцы получали?
— Купцы. То есть опять-таки купеческие жеребцы. И такое торжество в буфете на выставке было, что страсть! Одного рысака на радостях начали даже шампанским поливать.
Через Невский по направлению к памятнику Екатерины переходят молодой человек и девушка.
— При керосине я имел любовное объяснение, при сальной и стеариновой свечке тоже, раз даже и при восковой покусился; при газе — было дело, при бенгальском огне то же самое, теперь позвольте мне при электрическом свете свое сердечное откровение сделать. Авось через это самое моя пламенность удачнее будет, — говорит он.
— Ах, оставьте, пожалуйста! Все-то вы с интригами, — отвечает она.
— Какая ж тут интрига, коли я даже душу свою перед вами выворотить могу.
— Ну, что ж из этого? Выворотите, а в ней и окажется дырка.
— Мерси за комплимент. Прощайте! Стоило после этого вам на Пасху сахарное яйцо с музыкой дарить! А я еще такое мечтание имел, чтоб впоследствии драповое пальто с плюмажем…
Молодой человек раскланивается и отходит.
— Петр Иваныч! Куда же вы! — кричит ему вслед девушка. — Уж и сказать ничего нельзя!
1880