«Если», 1996 № 12 - страница 12
Я отрицательно покачал головой. Затем, широко раскрыв сумку, я перевернул ее, позволив нечестивому содержимому высыпаться на пол. Таков был мой триумф, мое отречение от этих людей.
Но что-то произошло не так. На пол не полились монеты. Не было кровавых кружочков, на каждой из которых красовался профиль Цезаря. Нет, по полу раскатилось оружие. Нож, тесак, серебряная половинка тора, рядом с моей ступней металлический предмет, напоминавший решетку, покрытую пленкой засохшей крови. А еще: арбалет, зеленая пластиковая взрывчатка, набор штопальных игл.
Священник и государственный деятель исчезли. На их месте возникла женщина.
Сейна Маркс. В длинном шелковом платье, волосы скрыты под двурогой шапочкой.
— Ох, перестань, — сказал я. — Неужели ты не способна держаться подальше от моей памяти?
— Твоей памяти? Да это синт, который ты купил у продавщицы.
— Я знаю, кто ты! Не Сейна! Ты мыслитель!
— Блестяще, — ответила она. — Как ты мог хоть на секунду подумать, что я Сейна? Она не знает, как запрограммировать вирус. Да ей в жизни не сделать даже памяти!
— Хорошо, — пожал я плечами, чувствуя себя неловко. — Зачем ты здесь?
— Чтобы спасти твою шкуру. Ты выслеживаешь своего двойника…
— Правда? — переспросил я, но в тот самый момент, когда спрашивал, уже знал, что это так.
— Правда. Для погони нужен сильный человек, а ты не сильный. Ты ищешь своего двойника, а когда найдешь, убьешь его. Если, конечно, он не убьет тебя раньше.
— Верно, — подтвердил я. Голос чуть дрожал, мне не приходило в голову, что двойник может убить меня.
Сейна коснулась броши в золотой оправе на своей груди.
— Тебе нужно знать свое оружие. — Она подняла половинку тора. — Это эрентот. Его радиус действия всего несколько метров. Держать его надо вот так. — Она прижала его к ладони выпуклой стороной. — Чтобы выстрелить, надо нажать вот сюда. — Она напрягла руку — раздалось низкое жужжание. — Ничего впечатляющего, но эта штучка уничтожает протеиновые молекулы противника, превращая его в бесформенную влажную массу.
Вдруг глаза ее расширились. Она застыла на месте.
— Что случилось? — спросил я и обернулся.
Я увидел собственное отражение: светлая кожа, мешковатая синяя сабда, рот по-дурацки открыт. Отражение казалось неясным, нематериальным; зеркало было сделано из водяных капель или тумана, стелившегося по дворцу. Позади отражения можно было разглядеть все — вплоть до фрески, где был изображен охотник.
— Убей его! — потребовала Сейна.
— Это лишь отражение, — возразил я. Я видел, как отражение Сейны подошло к моему отражению и протянуло ему нож. Я взял настоящий нож у настоящей Сейны. Тут я заметил, что отражение сделалось плотнее, на кольцах отраженной Сейны заиграл свет, свирель охотника г фрески исчезла за торсом другого Павдо.
Сквозь собственную руку я разглядел шахматные плитки пола.
— Убей его, — произнесла одна из Сейн. А может быть, обе. Я был испуган и растерян: да разве может отражение причинить мне вред?
— Да, может, — ответило отражение, делая шаг ко мне, — если оно больше, чем отражение.
— Убей его! — снова воскликнула Сейна. Голос позади меня звучал слабо, а впереди — в полную силу. Другой Павдо шагнул ближе, высоко подняв нож. Так держат копье, прежде чем бросить. Я не двинулся, чтобы помешать ему. Растерянность парализовала меня. Из головы не выходили вопросы: он — это я? И как человеку понять: где он сам, а где его подобие? Если человека копировать бесконечно, нужно ли будет делить его душу на всех?
Тут нож другого Павдо полетел к моему горлу.
— Ты хочешь есть? — тряс меня за плечо Лопоухий.
Я ощущал ностальгию, как запах формальдегида в ноздрях. Помотал головой, пытаясь определить рамку соотношений, чувство настоящего. Ночь, брюхо Мохаммеда, биолюминесцентное свечение его внутренностей. Мы летим над террасами блоков, кругом снуют легкие летательные аппараты. Это не может быть Куалаганг; впрочем, даже на Обо не похоже.
— Голоден?
— Я бы сказал «да», если именно это означает пустой желудок и горящий пищевод.
Лопоухий засмеялся, а я обнаружил, что держу в руках память, пластинка отбрасывает темные блики на прозрачный пол.