«Если», 1999 № 07 - страница 3
Философия, которую я вкратце прошел гипнокурсом, словно расчищает захламленное всевозможными неграмотными рефлексиями пространство перед некоей дверью, но открыть эту дверь не решается и боится. Или не может. Но в моем положении у меня есть только один выход — вперед, в эту самую дверь!
Искусство… Я бы сказал, что искусство, пользуясь одним из сленговых (довольно, однако, точных) выражений, это просто кайф. Буду воспринимать его постоянно, что же мне еще остается? Кроме того, в своих высших проявлениях в нем заключены как составляющие его материалы и столь необходимые мне философия и религия. Однако для полноценного восприятия и создания искусства нужно уже иметь и свою истину, и свою цель, и свой смысл, и своего Бога. Пока что я к этому только стремлюсь, поэтому искусство, как создание чего-то еще нового к уже тобой обретенному и существующему, в своем совершенном облике мне пока недоступно. И вообще, оно мне кажется каким-то странным по своей сути. Ведь, например, вдруг окажется, что моя бытность здесь, а его (меня) существование там — это тоже какое-то произведение некоего сумасшедшего художника? Кем мне тогда себя ощущать? Или все вообще — творение искусства, произведенное Богом? От этих идей у меня холодеют ноги.
Религия обещает все, буквально все, и даже сверх этого. Религия — это и есть связь с Богом. Займусь ею вплотную.
Я знаю, как зовут Бога, но это нельзя упоминать всуе. Да, все замечательно, просто чудесно, однако я никак не могу быть евреем, поскольку все евреи вымерли во времена страшного вируса, так что мне это, увы, не подходит. А жаль.
Я сидел сегодня перед своей белой стеной, смотрел в ее центр, глубоко и медленно дыша, задерживая дыхание, распространяя всю энергию вовне, внутрь, вверх, куда угодно, и… Это произошло! Я впал в нирвану. Я не знаю, стал ли я Буддой, но надеюсь, что приблизился к боддхисатвам. Великое блаженство охватило меня, сладостное Божественное Ничто поглотило меня, мои члены испытали воздушную негу и чарующий восторг, и я воистину перестал быть и слился со всем миром, с самим собой — и здесь, и там — и стал наконец Всем и Ничем одновременно… О, белая стена! О, я! Тат твам аси! Мне кажется, я обрел своего Атмана, а значит, и смысл.
Продолжаю медитировать. Кришнаизм любопытен тем, что он вновь привносит раз и навсегда отвергнутую буддизмом оппозицию. Правильно: творение не может быть создано только из себя. Любая религия невозможна без оппозиции, в этом смысле буддизм вовсе не религия, а просто психотехника. Различных психотехник вообще было дикое множество, особенно в более поздние времена. Вещь, несомненно, нужная, буду иногда прибегать к ней в минуты грусти и усталости, но, конечно же, я изначально хотел видеть в буддизме совершенно другое. А кришнаизм… Кришнаизм… Ха-ха-ха… Ну что еще можно сказать?
Христианство… Христианство — это… Это… Это… Господи, Боже мой! Помилуй мя грешного!
Сегодня всю ночь стоял на коленях и молился. Я понял свой смысл, свое предназначение, свою цель. Великая суть самопожертвования охватила меня, я плакал и бил поклоны. На заре вся моя комната осветилась небесным светом, моя белая стена просто горела Божественным огнем, и тут она как будто раскрылась, словно некий занавес, и Христос с Девой Марией под руку явился ко мне и изрек: «Войди в мое Царствие не от мира сего!» И благодать осенила меня, я был истинно счастлив. Я хочу войти, впусти меня, Боже, в Твое Царствие не от мира сего, я тоже нахожусь не в том мире, и мое существование не от мира, мне нужно креститься, я должен быть крещен, где священник, где вода, святая вода, где хоть один крещеный, который бы меня крестил, я ведь тоже не от мира, я изначально с Тобой, со всеми вами, но я не могу быть крещен никогда, никогда, никогда…
Вот такие бессвязные настроения овладели мной в эту ночь. Что же мне делать? Что?!..
Мне все надоело, и дневник тоже. Возвращаюсь, однако, а то скучно. Вся моя проблема заключалась в том, что я уперся в эти высокие идеи и переживания, а надо было просто жить, наслаждаться, любить… Любить, вот именно! Что я знаю об этом? Я решил заняться любовью.