«Если», 2001 № 05 - страница 9

Но, как я имел возможность убедиться, о бейсболе Туклик был осведомлен едва ли не лучше меня. Он мог не только перечислить имена самых знаменитых наших игроков, но и назвать их сильные и слабые стороны. Говорили мы, однако, не только о бейсболе, но и о многом другом, не исключая последних славных достижений торговой империи Сгудона.

Поначалу дружелюбие Туклика казалось мне непонятным и даже настораживающим, поскольку я не мог понять, какие мотивы им движут. Я никак не мог взять в толк, почему этот представитель правящей верхушки, державшей в руках всю Землю, заинтересовался мной, простым поэтом? Насколько мне было известно, сгудонцы никогда ничего не делали просто так, все их действия и поступки были неизменно направлены на получение дохода, прибыли, сверхприбыли — как материальной, так и политической. Но чего ради Туклик связался со мной? Какую выгоду для своей торговой империи он надеялся извлечь из этого знакомства?

Сгудонцы, на мой взгляд, довольно странные существа. Когда-то давно, в молодости, я считал, что понимаю их, мотивы их поступков. Это знание, в свою очередь, сделало меня широко известным, хотя в конечном счете оказалось, что я жестоко ошибался.

Да, в конце концов я убедился, что понять их до конца невозможно. Наши практичные, расчетливые, меркантильные хозяева оказались настоящей вещью в себе. Увы, я понял это слишком поздно, и урок, который я получил, был по-настоящему жестоким. В результате мне пришлось отказаться от всех своих убеждений, прекратить все отношения со сгудонцами и представителями земной политической элиты, которые я успел установить, наконец — просто исчезнуть. В последний раз я видел сгудонца больше тридцати лет назад и надеялся, что еще столько же не увижу, но Туклик просто преследовал меня. И хотя прежде один вид его бутылочного рыла и гладкой, словно резиновой кожи был способен обратить меня в немедленное бегство (слишком уж страшные ассоциации вызывал во мне странный, неземной облик сгудонцев), теперь я держал себя в руках — и совсем не потому, что на транспортном корабле бежать было некуда. Как выяснилось, прошедшие десятилетия притупили мою боль, давние страхи потеряли остроту, а главное — я научился принимать жизнь такой, какова она есть.

К сожалению, подобное умение приходит к людям лишь с возрастом.

К тому же, говоря откровенно, Туклик казался мне гораздо приятнее всех сгудонцев, с которыми мне когда-либо приходилось сталкиваться. Возможно, причиной всему было наше положение — ведь мы оба оказались в замкнутом пространстве космического корабля, который, несмотря на свои размеры и непостижимую по земным меркам мощь, все же представлялся довольно хрупким и маленьким по сравнению с бесконечной и пустой Вселенной. Однако факт оставался фактом: Туклик, казалось, совершенно искренне интересовался моими взглядами на множество вопросов — начиная с политики и заканчивая поэзией. Его собственные оценки и мнения не были высосаны из пальца и отличались взвешенностью и основательностью, хотя их свежесть и оригинальность часто ставили меня, землянина, в тупик. Так, например, Туклик считал, что провозглашение политической независимости Шотландией в конце прошлого века было ошибкой. И после долгих споров я вынужден был согласиться с ним, хотя прежде держался мнения прямо противоположного.

Кроме этого — к моему огромному удовольствию — Туклик открыто признавался в своей любви к секстинам[2] Представьте себя эти классические стихи, произносимые сгудонцем с его широким ртом и характерным шепелявым акцентом, и вы сможете в полной мере оценить испытанное мною удивление.

Как и все сгудонцы, Туклик был невысок и коренаст, с белой, как дрожжевое тесто, кожей и похожей на дельфинью головой, сидевшей на короткой крепкой шее. Ноги и руки у него были короткими и толстыми, а кисти и пальцы — на удивление тонкими и длинными. Широкий рот и маленькие внимательные глазки, спрятанные в складках упругой, словно налитой плоти, тоже не особенно его красили. Иными словами, Туклик был в точности таким, как абсолютное большинство новых хозяев Земли, и — как все они — казался мне ходячим собранием присущих сгудонцам странностей, начиная с его нарочитого шипящего произношения (мне было достоверно известно, что сгудонцы, если захотят, способны говорить на любом из земных языков совершенно свободно и без малейшего акцента — я сам не раз был этому свидетелем) и заканчивая пристрастием к земным слабоалкогольным коктейлям.