«Если», 2003 № 03 - страница 7

— Как бы не так! — Алмазина сбросила рваную кольчугу и облачилась в новую.

— Ты сама сказала, — продолжала матушка Берхте, пропуская сарказм мимо ушей, — три посещения, три спасения, три кольчуги. Все — части одной зависимости. Kpoме того, тебе необходимо сделать третий выбор.

Алмазина заморгала.

— А какими были первые два?

— Спасти сестер и поискать помощи.

— Ну а третий?

— Хочешь ли ты оставаться в пределах этой зависимости? — спросила матушка Берхте. — Действительно ли ты хочешь спасти своих сестер?

Алмазина настороженно прищурилась.

— А почему ты думаешь, что я не хочу их спасать?

— Ты же младшая. И, наверное, самая красивая. Из-за этого они тебя всю жизнь шпыняли, ведь так? А теперь ты желаешь доказать своим сестрам раз и навсегда, что ты самая умная, самая храбрая и самая находчивая. И ты думаешь, что сестры будут тебе благодарны и окружат тебя любовью? Что они расцелуют тебе пальчики и попросят прощения за все гадости, которые тебе делали? — Матушка Берхте сплюнула в очаг, и пламя там позеленело. — Да никогда, можешь мне поверить. Они будут винить тебя за нападение разбойников, за смерть ваших родителей и братьев. И будут винить тебя за то, что ты не спасла их раньше. Да, девонька, другого от них не жди.

— Я должна их спасти. Они мои сестры, — неколебимо ответила Алмазина, но в голосе у нее проскользнуло сомнение.

— Сестры бывают особенно жестокими, — сказала матушка Берхте. — Они высмеивали тебя, когда ты училась биться на мечах у своих братьев, ведь так? Они давали тебе всякие клички, говорили про тебя всякие пакости, распускали обидные слухи, ведь так?

Алмазина отвела глаза.

— Пока же, — продолжала Берхте, а спицы все мелькали и мелькали над ее коленями, — тебя ждет кое-кто в реке под горой. И, может быть, если ты его поцелуешь, то увидишь, что он вовсе не такой безобразный, как ты думала.

— Он совсем не безобразный, — быстро сказала Алмазина и снова покраснела.

Берхте многозначительно кивнула.

— Ты нравишься дураку. Мне-то он никогда не дарил ни ягод взрывники, ни сносемени. Так что выбирай: твои неблагодарные сестры или он. Или вообще брось все и отправляйся домой. Никто тебя не заставляет закруглять зависимость.

— Ты стерва, — прошипела Алмазина. — Жуткая старая стерва.

— Жизнь — стерва, девонька, — благодушно ответила матушка Берхте. — Это твой третий урок. А теперь можешь уйти.

Алмазина в последний раз смерила матушку Берхте жгучим взглядом, повернулась на каблуках и решительным шагом вышла из пещеры. Берхте снова принялась за вязанье.

Провяз, два накида. Провяз, два накида.

Нассирскеги проблеял вопрос.

— Конечно, она спасет сестер, — ворчливо ответила Берхте. — Но не думаю, что она останется с ними. Теперь — нет.

Провяз, два накида. Провяз, два накида. Проволока ровно сматывалась со своей бобины, и Берхте позволила себе тоскливо вздохнуть. Она заставила молоденькую девушку научиться думать самой, и это было приятно.

Но как ей будет не хватать отца Потока!

Ликвидацию я наметил на три часа утра. Наш лайнер находился милях в сорока к западу от Киклад — живописного средиземноморского захолустья. Профессионалов, которые могли бы заподозрить неладное, в зоне досягаемости не было. Судовой врач, обаятельный бонвиван с испанской бородкой, известный всему кораблю как прекрасный специалист в области желудочных расстройств и почечных колик, мог безошибочно диагностировать разве что абстинентный синдром. К тому же любой медик вам подтвердит, что сердечный приступ в предрассветные часы — вещь довольно обычная. Конечно, рано или поздно полицейские эксперты доберутся до трупа, но к тому времени будет уже поздно. Метацианид, как и многие другие синтетические псевдопептиды, бесследно растворяется в организме в течение суток.

Мы с моим клиентом сидели в «Тропикане», закрывавшейся в семь утра и потому особенно популярной среди корабельной публики. Наша случайная встреча была, разумеется, хорошо подготовлена: изучив привычки клиента, я зарезервировал здесь столик заранее, а потом дождался его появления в битком набитом баре и приветственно помахал ему рукой.