«Если», 2010 № 08 (210) - страница 11
— Теперь этот человек уверяет тебя, что не имеет отношения к моему искусству, что он не похититель теней. Что он всего лишь оскорбленный моряк, который, стремясь успокоить раненую гордость, единственный раз в жизни пошел на воровство и готов продать тебе тень за ничтожную часть ее истинной цены. Он жаждет отделаться от нее, чтобы никто не заподозрил в нем преступника. Уверяет, что боится Морбруццо, который может прийти за ней, а заполучив желаемое, уберется, оставив за собой море крови.
— Ты словно сам присутствовал при разговоре!
— Давай-ка снова осмотрим твое приобретение.
Пекуньо подошел к шкафу и, повозившись с замками, открыл высокую дверцу и извлек тень.
— Пожалуйста, поднеси ее к центру комнаты, — велел Астольфо. — Фолко, мой человек, расставит свечи, как я его научил. Так мы сможем лучше оценить тень.
По его сигналу я обошел комнату, вынимая свечи из ниш, и под внимательным взглядом Астольфо сгруппировал вместе всю дюжину в углу стола, где стоял графин. Только потом Астольфо плавным движением принял тень на руки.
Я расположил свечи так, чтобы свет падал на фигуру Пекуньо, и теперь присмотрелся к отбрасываемой им тени. Сначала я вообще не смог ее найти и подумал, что неверно поставил свечу, расположив так, что между ней и Пекуньо оказался посторонний предмет. Но тут я сумел ее различить. Она разительно отличалась от той, какой была чуть раньше, превратившись в едва заметный темный лоскуток, изогнутый, будто побег дикой яблони, тонкий и бледный, почти невидимый, едва касавшийся пятки старика. Казалось, он при малейшем дуновении ветерка упорхнет, словно последний листок с зимнего дуба.
— Сейчас мы поближе глянем на края, — продолжал Астольфо, и когда поднес тень к свету, я заметил, что она тоже изменилась. Розовато-лиловое свечение, тлеющее в глубинах, теперь пульсировало, подобно бьющемуся сердцу гонца-скорохода. Тень вроде бы обрела объем, и тонкие серебряные стрелки, пронизывавшие ее, стали шире, словно получили собственную жизнь. Я всем своим существом ощущал невероятную силу, излучаемую тенью.
— Видишь эту кромку? — Астольфо провел кончиком пальца по месту рядом с краем тени. — Весьма искусный разрез. Фолко, взгляни. Каким инструментом можно это сделать?
Я присмотрелся, но не нашел ни малейшей неровности, следов разрыва или начала разреза.
— Я назвал бы этот инструмент квазилунным.
— Вроде такого?
Из внутреннего кармана широкого ремня с пряжкой в виде головы леопарда Астольфо извлек маленькое сверкающее лезвие — полумесяц.
— Серебряное, отточено и отполировано в мастерской Гревейя?
— Если вы так считаете.
— Друг Пекуньо! — воскликнул Астольфо. — Твое превосходное южное вино вызвало у меня нестерпимую жажду. Не можешь ли приказать слуге, который сейчас подслушивает за дверью, принести фляжку с водой?
Растерявшийся Пекуньо с необычайной для него поспешностью просеменил к двери и широко ее распахнул. И действительно за дверью обнаружился тощий парень с огромными ногами в высоких сапогах. Уличенный в шпионаже, он, однако, не потерял самообладания. Только слегка улыбнулся, поклонился и сказал:
— Сейчас принесу воды.
— Было бы неплохо, — кивнул Астольфо и, дождавшись ухода парня, повернулся к Пекуньо: — Инструмент, которым вырезана приобретенная тобой тень, применяется только теми, кто сделал это своей профессией. Это любимый нож воров. Твой слуга знаком с холодным оружием лучше, чем ты можешь предположить. Покидая нас, он не имел шпаги, но, вернувшись, будет вооружен.
Старик встрепенулся:
— Что происходит?!
— Не расстраивайся. Возможно, сейчас мы впервые увидим, как наш Фолко справляется с ситуацией и держит оборону против искусного противника. Я доверяю ему защитить нас от твоего преступного слуги. Признайся ты с самого начала, что именно он и есть похититель тени, я смог бы сэкономить тебе время и деньги. Теперь же нас ждет несколько неприятных моментов.
Слуга, вернувшийся с флягой и глиняными кружками, стал разливать воду. Мы молча ждали. Как и предсказывал Астольфо, теперь на поясе у него висела короткая абордажная сабля с широким лезвием, какие обычно носят моряки.