«Если», 2010 № 11 (213) - страница 11
Я начала упускать нить разговора и потому просто кивнула. Он наклонился ко мне.
— Наконец, рассмотрим запутанность квантовых состояний. Ты знаешь, что я имею в виду под «запутанностью»?
— Конечно, я ходила на физику — на курсы в средней школе и на «физику для гуманитариев-невежд» в колледже. Это когда две субатомные штучки влияют друг на друга, несмотря на то что находятся в разных часовых поясах.
Он фыркнул.
— Забавно, но довольно близко к цели. Одна из моих коллег — она специализируется на запутанности — считает, что условия внутри черной дыры способствуют возникновению огромного числа запутанных сущностей, то есть этих твоих «штучек». Она предположила, что такие сущности остаются запутанными на протяжении всего тау-процесса. И более того, связаны они через гипервселенную.
— Постойте-ка, — я пыталась привести свои мысли в порядок. — Вы хотите сказать, что каждая частица в нашей Вселенной как-то… связана с этим другим измерением?
Он изобразил аплодисменты.
— А также, пусть незначительно, связана через вторую вселенную с любой другой частицей! Теперь ты знакома с нашей рабочей теорией, — он смотрел куда-то вдаль, сквозь меня. — Мы создали чисто математическую модель нетронутого атома углерода и сравнили ее с реальным атомом. С учетом того, что небольшие различия могло внести огромное число тау-циклов, мы вычли возмущения и получили частоту тау, которая, как мы надеялись, имеет отношение к сути гипервселенной.
— Я все еще с вами, ну, или вроде того.
Он заговорил быстрее.
— Затем мы послали луч когерентного света через линзу, содержащую сверхохлажденный конденсат Бозе — Эйнштейна, замедляя свет до скорости улитки и давая фотонным волнам взаимодействовать с магнитным полем, колеблющимся на частоте тау. Пройдя через линзу, свет достиг цели — заряженного диска из цезия. Повторив эксперимент с другим диском, но без колебаний, мы надеялись увидеть различия между состоянием возбуждения наших двух целей, потому что часть фотонной энергии предположительно могла исчезнуть в гиперпространстве.
Я поняла примерно треть.
— И что же случилось?
— Результат оказался, мягко говоря, неожиданным. Мы установили различные сверхчувствительные детекторы для измерения энергетических колебаний, включая инфракрасные датчики и наш недавно разработанный ДГГ — ты помнишь, как я рассказывал об этом устройстве? Я горжусь им.
Не мешает послушать еще. Я слышала это всего пару тысяч раз.
— Конечно, ваш гравитационный нюхач и локатор потерявшихся кисок.
Он даже не улыбнулся.
— Именно. Но когда мы провели первый эксперимент с нашим тау-генератором, цель попросту исчезла.
— Правда? То есть она… дезинтегрировалась?
— Не в моем понимании этого слова. Если бы от нее остались молекулы или даже атомы, мы бы их засекли. Но не осталось вообще ничего. Очевидно, мы смогли проделать дыру, ведущую в другую вселенную.
— Хм… но вы же вроде сказали, что наша материя там не задерживается?
Впервые с начала объяснений он снова занервничал.
— Так и есть.
— Значит, диск просто возник снова в вашей лаборатории?
— Едва ли. Мы даже представить себе не могли, где он «возникнет», но предположили, что местоположение задают векторы его бесчисленных запутанных квантов. Он мог появиться в любой точке пространства и, насколько мы знаем, времени.
Он уже волновался настолько, что я не стала просить дополнительных пояснений.
— Очаровательно, Эйб. Значит, вы так и не нашли свой диск?
— Именно поэтому мы повторили процедуру с GPS-передатчиком. Водонепроницаемым, на случай если он возникнет на Земле — что казалось нам маловероятным — и попадет в воду.
— Умно. Ну и как?
— Устройство, к нашему восхищению, действительно возникло на Земле, в пятидесяти километрах к востоку от Монтевидео и совершенно определенно в воде. Из этого мы заключили, что частицы с наибольшей запутанностью… э… связываются с относительно близким участком пространства-времени.
— Круто! Я чувствую запах «нобелевки». Разве вы не изобрели первый в мире телепортатор?
— Это вышло случайно, — пробормотал он. — Впрочем, ты довольно точно передала настроения, овладевшие мной на прошлой неделе. — На его лбу блестели крошечные капельки пота.