«Если», 2012 № 09 (235) - страница 12

Однако в другой раз незваных гостей заметили, и поднялся переполох. Рафаэля порвала огромная пятнистая кошка, бывшая в парке за сторожевого пса, он истекал кровью и едва мог идти, а орущая стража настигала. Ясно было, что к воротам не успеть, среди фонтанов и подстриженных кустов не укрыться. Тогда Элиан бросился бежать в другую сторону, отвлекая погоню на себя. Рафаэль кое-как добрался до ворот, выполз в свой мир — и потерял сознание.

Очнулся он у бронзовой оградки, на земле. Рядом был сильно встревоженный отец; его лиловые, как у всех Альтенорао, меняющие цвет глаза стали бурыми.

— Элиан жив? — спросил он первым делом.

— Его схватила стража…

Рафаэль взвился с земли. На теле — ни царапины, лишь изорванная одежда, липкая от крови. Граф Альтенорао обладал магическим талантом целителя, и рядом с ним можно было не бояться ни ран, ни самой смерти.

— Стой! — отец не позволил Рафаэлю метнуться через оградку к воротам. — Сейчас уладим. — Граф печально вздохнул: — Не впервой.

Вдалеке показался Леон. Старший брат торопливо шагал по аллее, держа под мышкой нечто блестящее. Оказалось — часы. Заморские, работы англезских мастеров, с чудесным боем и танцующими фигурками. Рафаэль с детства благоговел перед дивной игрушкой, стоявшей в материнском будуаре.

Взяв часы, граф Альтенорао перешагнул через оградку и ступил в пятно дрожащей пустоты. Исчез.

— Леон! — Рафаэля осенило. — Ты ведь тоже туда ходил? И тебя тоже пришлось выкупать?

Леон был на десять лет старше, ему уже исполнилось двадцать четыре года.

— Ходил, — признался он неохотно. — Один-единственный раз.

— И что отец за тебя отдал?

— Музыкальную шкатулку из Алемании. Ей не было цены, — отрывисто проговорил старший брат. — А если ты спросишь, почему не отдал что-нибудь из магических безделушек, я отвечу: в том мире наша магия бессильна. — От слова к слову у него повышался голос, и последнюю фразу он почти выкрикнул: — Тебе ясно?!

— Магия бессильна, — повторил Рафаэль, удивленный его вспышкой. — Ну и что?

Леон отвернулся. Рафаэль сам сообразил: отец отправился к чужакам безоружный. Случись что — заупрямится жадный эмир или, скажем, Эл ранен, — ничем не поможешь. Подчиняющее волю заклятье не наложить, раны не исцелить.

Граф не возвращался. Рафаэль изнывал от тревоги. Так бы и кинулся на помощь — глядишь, пригодился бы.

Невыносимо медленно тянулось время, вязкое, как смола. Полуденные тени на земле не двигались, облака в небе застыли. Откровенной насмешкой висело неподалеку магическое изобретение: стрелки часов с затейливыми цифрами делений. Часы парили в воздухе — ни вбитого в дерево гвоздя, ни цепочки, ни диска циферблата, ни механизма. Лишь нелепые, с завитушками, цифры да замершие стрелки. Обычно они ползли по кругу, а тут остановились намертво, с высоты ухмылялись в лицо.

Леон стоял, прислонившись к дереву, скрестив руки на груди; нахмуренный, отчужденный. Да ведь это же он заставил время остановиться, чтобы наказать ожиданием! Рафаэль подавился горечью и стыдом. Ничего нет хуже, чем обращенная против тебя магия собственной семьи.

— Отец не желает тебя учить по-настоящему, — процедил Леон. — Надеюсь, теперь ты сам хоть что-нибудь поймешь.

И без того оскорбленный младший виконт от этих слов совсем взъярился. Выместить обиду и гнев было не на чем, кроме глумящихся часов. Метнувшись к ним, Рафаэль подпрыгнул, схватился за хрупкую с виду минутную стрелку, ожидая, что выдернет ее из пустоты. Не тут-то было. Он сам повис в воздухе; руку чуть не вырвало из плеча. Затем стрелка неожиданно подалась и сдвинулась на одно деление. Рафаэль разжал пальцы.

Привычный мир исчез. Его скрыл черный вихрь, в котором перемигивались золотые искры и крутились золотистые завитки, а затем их поглотило лиловое облако. Видеть это было радостно и больно, хотя боль тоже казалась радостной и сладкой.

Через несколько мгновений наваждение прошло, окружающий мир возвратился. Рафаэль уставился в искаженное яростью лицо брата.

— Не будь ты отцовским любимчиком, я бы запер тебя в подвале, — рявкнул Леон. — И ты сидел бы там с крысами, пока не усвоил: ничего магического трогать нельзя!