«Если», 2017 № 01 (248) - страница 19
Территорию гаражей они покинули беспрепятственно. И из прилегающей к железке промзоны к кварталам одинаковых одноподъездных шестнадцатиэтажек тоже выбрались благополучно.
Кварталы были заселены: во дворах встречались живые, поодиночке и компаниями, на балконах висело сохнущее белье, малышня носилась и повизгивала у детских площадок. Идиллия спального района, прям. Геральт давно такого не видел. И разумеется, редко в таких местах бывал, поскольку живые имеют обыкновение селиться в безопасных районах, где ведьмаку работы не найти.
В конечном итоге Проныра привел Геральта к шестнадцатиэтажке, стоящей на самом краю массива — дальше простирался то ли парк, то ли вообще островок леса — в Большой Москве участки леса были не редкостью. Даже серьезное зверье там водилось, покрупнее белки — лоси, еноты, кабаны. Говорят, встречались и волки — но подальше от центра, чаще всего в Тамбове и Брянске, а также на севере — в Вологде, Архангельске. Большая Москва действительно большая, гораздо больше Киева.
Вошли в подъезд, поднялись на четвертый этаж. Проныра ключом отворил металлическую дверь тамбура на три квартиры.
Кисловатый запах пожилого и нездорового человека шибанул в ноздри. Он не говорил о неряшливости и запущенности — напротив, неприятному запаху сопутствовали запахи лекарств и мыла, Геральт уловил даже аромат свежесрезанных цветов. За больным человеком тут однозначно ухаживали: мыли, кормили, лечили. Но от обостренного ведьмачьего обоняния истина все равно не могла укрыться.
— Тут мама, — сообщил Проныра указав на дверь левой квартиры. — Она больная, третий год не встает. Сестра за ней ходит, а я вроде как добытчик. Тут сестра, — Проныра указал на правую дверь. — Прибежит еще, будет тебе глазки строить. Ну а тут я обитаю.
С этими словами Проныра толкнул дальнюю дверь, в которую тамбур упирался.
Квартира была действительно просторная и даже прибранная — ни пыли, ни мусора. Видимо, тоже сестра постаралась.
— Балкон есть? — осведомился Геральт первым делом.
— Аж три! И еще лоджия. Это моя комната, а ты любую из оставшихся выбирай.
Заглянув поочередно в каждую, Геральт выбрал самую маленькую. Шкаф, стол, диванчик, телевизор напротив — вот и вся обстановка. С хрустом повернув запоры на балконной двери, ведьмак вышел на воздух. Проныра потерялся в свой комнате, даже дверь за собой прикрыл.
«Камни небось прячет», — подумал Геральт и вынул мобильник.
Первым делом он отыскал номер, присланный из Арзамаса-16 сообщением. Поколебался пару секунд, и нажал на кнопку вызова.
Ответили не сразу, пришлось подождать.
— Привет, киевлянин, — услышал Геральт. — Едешь?
— Здравствуй, Рим, — сухо поздоровался ведьмак. — Уже приехал. Когда мне появиться?
— Мы все на деле в Костроме. Закончим не раньше чем через неделю. Как-то ты быстро, я думал, позже объявишься.
— Попутка нашлась, — сказал Геральт по-прежнему сухо.
— Ну, погуляй пока недельку, — посоветовал Рим. — Я сам наберу.
— Понял. Удачи.
— Бывай.
«Что ж, — подумал Геральт, — Как минимум, делу я ущерба не нанесу. И то хлеб».
Затем ведьмак нашел контакт Весемира и вбил перед операторским префиксом код Большого Киева.
Снова помедлил немного, вздохнул. И вызвал.
Весемир ответил сразу, но голос его звучал чуть-чуть натянуто.
— Что-то случилось? Зачем звонишь?
Геральт понял: нужно быть кратким и убедительным.
— У меня свободная неделя. Вроде есть выход на углеродные кристаллы — помнится, УРМАН намекал, что ему они нужны зачем-то.
— Алмазы? Промышленные? — Весемир явно оживился. Даже проступок Геральта внезапно отошел на второй план.
— Именно.
— Дорого?
— Выход — не в смысле купить. Тут где-то на выросте утечка, можно поглядеть, что и как.
— Это очень интересно, если не купить! Говоришь, есть неделя?
— Есть. Москвичи на выезде, велели ждать.
— Отрабатывай! Потом сообщишь. Только лучше не звони — письмом или сообщением.
— Понял, — коротко ответил Геральт и отключился.
Не хотелось себе в этом признаваться, но благословение Весемира было ему сейчас крайне необходимо. В первую очередь — в моральном плане. Изгоем в мире живых Геральт быть давно привык. Но быть изгоем среди своих только учился.