Если бы мы были птицами - страница 13

— Гермиона, успокойся! Вижу, что тебе снова плохо! Выпей.

— Нет, я прошу вас. Я же спала этой ночью! Я выспалась, проверьте! Давайте! Где ваша палочка? Проверьте, я стабильна!

— Лилия, подержи мисс.

— Нет, не надо… Не надо так, я сама…

— Вот и хорошо, мисс Грейнджер, вот и замечательно.

***

— Всё хорошо, милая, всё хорошо, мы рядом! — отцовские руки обнимают Гермиону, но память сегодня слишком жестока.

Она подсказывает, что родителей больше нет. Их нет по её вине. И отец не может вот так, по-доброму смотреть на неё любящим взглядом, а мама не может стоять рядом с ним. Гермиона рычит от ярости. Пытается схватить её за ткань любимого платья в синий цветок, пытается удержаться за тёплые ладони отца, но его и маму уносит прочь. И Гермиону начинает ломать и кидать, скручивая судорогой. Тело становится похожим на сжатый комок, а всё вокруг в этой смазанной реальности закручивается и множится, увеличивается и снова давит.

Этот мир душил её. И она пыталась вырваться, но ничего не получалось.

Гермиона хотела вздохнуть, но лёгкие не давали ей сделать больше одного короткого вдоха. Кажется, так обычно приходит смерть. Когда не можешь бороться, дышать и соображать. Теряешь волю и себя. И, несмотря на то, что больше ничего не держит на этой бренной земле, очень сильно боишься исчезнуть.

Гермиона карабкалась в реальный мир из мира снов, пытаясь ловить воздух губами. А мысли, которые она называла предсмертными, наводняли её голову с напором горной реки. Может быть, Гермионы Грейнджер уже давно и не существует, зачем она дёргается? Зачем держится за жизнь? У неё ничего там нет! Никому не нужна… Только если Гарри Поттеру, но сколько ему уже терпеть её приступы… Может быть, ей надо наконец сдаться и перестать дышать… Может быть, это то самое? Нет… Нет… Она хочет ещё хотя бы… Ещё неделю… Рождество! Да, она хочет встретить Рождество! А потом…

Среди забытья и призраков прошлого в сгущающихся сумерках комнаты она вдруг разглядела светлые волосы и серые глаза.

Малфой…

— Красное или зелёное? — спросил бархатный голос.

У него красивый баритон. Почему она никогда не замечала этого раньше?

Почему его присутствие так расслабляло её? Грейнджер вдруг вздохнула полной грудью, и напряжение в теле начало медленно спадать, ощущаясь отходящей волной освобождения. Скрипнула кровать, прогибаясь под весом. Драко лёг рядом с ней, как она когда-то ложилась рядом с ним. Гермиона почувствовала его крепкое тело, его тяжёлую ладонь, обнявшую за талию.

— Это хорошо, что ты молчишь. Наконец-то… — он тихо усмехнулся ей в волосы. — Твоя болтовня доводила меня до ручки ещё в Хогвартсе.

Гермиона заставила себя открыть рот и издать смешок. Она надеялась, что это выглядело саркастично, а не жалко. Она подняла свою руку, которая, казалось, весила сто фунтов, и кинула на его ладонь на талии.

— Перчатки, — констатировал Драко. — Скримджер увидела твои царапины.

— Да.

— Класс. Хорошо. Почаще вот так расчёсывай себя и проваляешься в комнате до скончания веков, — он был до противного скептичен.

— Не ум-ничай… Я это не спец… не специально… — язык во рту ощущался неповоротливым кирпичом и еле-еле передвигался, но ей ужасно хотелось ответить ему, чтобы он и правда не считал себя умнее её.

— А ты не тупи… — высокомерно продолжал Малфой. — Кто учил меня, как правильно «принимать» эти зелья? Не ты ли?

Гермиона попыталась сказать, что красное отрубает наповал, и успеть что-то сделать нереально, но он только фыркнул, не намереваясь ждать её ответа:

— Такое чувство, что ты высосала три бутылки огневиски. Не понимаю, что ты бормочешь…

Гермиона даже злиться на него не могла. Она с усилием повернула свою чугунную голову в сторону и как можно более сердито посмотрела на Малфоя. Но он не обратил внимания на её старательные злобные взгляды.

— Расскажи что-нибудь, — еле выговорила она, разглядывая его подбородок со светлой щетиной.

Драко хмыкнул и неохотно начал что-то говорить. Гермиона не слышала его слов, они превращались в какофонию мягких звуков, уносящих на волнах спокойствия. Она думала о том, какой у Малфоя красивый подбородок. Такой идеальный, прямой, волевой, такой может быть только у настоящего мужчины. А ведь Малфой и был мужчиной. Если приглядеться, то он был очень даже симпатичной особью мужского пола. Гермиона слабо хихикнула от того, что обозвала его особью. Малфой бы точно разозлился, если бы узнал об этом.