Если любишь… - страница 8
Барноволоков высмотрел среди людей говорившего: здоровый мужичина, небритый и грязный, стоял, опершись на винтовку, будто на костыль. Василий не припоминал, кто он, этот детина.
— Что «на хрена»? — спросил, не углядев логики в вопросе и настораживаясь.
— Та эта вся заваруха с революцией и гражданской?
— Тебя не спросили! — вспыхнул Васька-кожаный. — Ты тут контру не проталкивай, не проталкивай! А ну выдь сюда, к народу!
Мужик испуганно спрятался за спины, пробормотав:
— Еще чего…
— Вот так, товарищи и граждане, — продолжил Барноволоков, поглядывая в ту сторону, где спрятался не в меру смелый мужик. — Есть у нас и враг внутренний. Не все еще логова контры ликвидированы. Вы знаете, в нашем уезде еще огрызается банда Фомы Курихина, вашего же, линейного оренбуржца. Но обещаю вам от имени Чека — свора сволочей и ее главарь будут ликвидированы в ближайшее время. Мы подготовили операцию, которая покончит с этими ублюдками международного империализма. А пока от имени власти обращаюсь к вам с настоятельной просьбой сдать оружие — добровольно, без принуждения. У нас есть данные, что бандитам помогают несознательные элементы из числа станичников. Надо, граждане-товарищи, оружие сдать. Прошу как людей сделать это мирным путем. А кто не сдаст, кто приберегает винтовки и шашки на случай, пусть знает: не знающей жалости рукой мы вырвем жало из пасти подколодной змеи.
А теперь прошу подходить по одному, оружие будем принимать по списку, для порядка. Давай! — Он махнул кому-то рукой, и к крыльцу подкатила подвода, которой правил плюгавый мужичишко, во все время пребывания Барноволокова с солдатами в станице никем не замеченный. Он смутился, оказавшись на виду у народа, нахмурился и сплюнул через губу длинной желтой слюной. Будто этот плевок каким-то таинственным образом сразу же восстанавливал его внутренний статус.
— Подходи! — кричал Барноволоков. — Сдавших прошу пока быть в наличии. В повестке дня есть еще один вопрос.
Но желающих первыми сдавать оружие почему-то не нашлось. Возникла заминка. Солдаты с краповыми петлицами на гимнастерках забеспокоились, даже кони, будто в нетерпении, заиграли под седоками. Из толпы кто-то опять крикнул:
— А где наш председатель?
— Першин?! Вам Першин нужен, чтобы сдать оружие? — опять сорвался Васька-кожаный. — Отвечаю на провокационный вопрос прямо — Васька сидит за моей спиной в чулане. Поясняю, за что: за революционную близорукость. Может, кто-то посочувствует ему? Кто?!
— Счеты сводишь! — баламутили из толпы.
— Мне с ним делить нечего! — отрубил Барноволоков. — Я сам по себе, он тоже не комолая корова. Если же этот анонимный вражеский голос на Сеньку, моего брата, намекает, так я и тут отвечу: сейчас время такое — нет ни сестер, ни братьев, а есть классовые враги и товарищи по борьбе. Вот так! — он снял фуражку и смахнул со лба пот. — Да — так!
— Ну ты вобче…
Не видел Васька, кожаный человек, как стыдливо прятались за спины людей, а потом и вовсе ушли за угол ближайшего дома его старики.
— Так будете сдавать или мне еще раз приезжать уже с сотней? Учтите, неповиновение вам зачтется как поддержка бандитов.
— Будем, — подошел к подводе Иван Бочаров, через голову стянул перевязь и бросил в телегу шашку, потом потянул с плеча короткий кавалерийский карабин «Маузер». Но Васька жестом остановил его:
— А ты, Иван, погодь. Возьми шашку и отойди в сторонку, с тобой — особо. И всех, кто был офицерами, прошу сюда к Ивану Бочарову, пока с оружием.
— А это еще зачем? — спросила смуглая бабенка из первого ряда. — Скажи уж сразу, мобилизуют, не то ли?
— Отойди, женщина, — поморщился Васька, потому что не любил баб, особенно своих — казачек, запомнил им на всю жизнь, как продала его колчаковцам казачка на хуторе Круглом.
Казаки потянулись к подводе, подходили по одному, докладывали:
— Казак Кайгородов для сдачи оружия явился!..
— Имя, имя говорите… — только и успевал повторять Васька Барноволоков, забывший, как зовут многих из земляков. — Однофамильцев больно развелось…
— А как же, — доложив о прибытии, заметил ему Еремей Загуляев. — Мы родов старинных, коренных…