Если родится сын - страница 22
— При всем моем уважении к тебе, Андрей, не могу: горько!
— Горько! Горько! — поддержал его Сидельников и остальные.
Андрей и Полина поцеловались и не ради шутки, что, видимо, было оценено, и больше тостов за молодых не последовало.
Праздник был еще в разгаре, когда Андрей неожиданно почувствовал, что все ему уже порядком наскучило, а вернее, он просто устал от суматошной беготни, шумного застолья, преувеличенных чувств и выспренних речей. Однако на столе было всего вполне достаточно, чтобы просидеть до глубокой ночи. Поэтому никто не торопился, словно и в самом деле люди не собирались оставлять хозяина в одиночестве. Обозов, как и Сидельников, сидел обнявшись со своей подружкой и что-то увлеченно нашептывал ей почти в самое ухо. Казалось, он совсем забыл про свои обязанности.
— А кто у нас тамада, Сергей? — воззвал к порядку Андрей.
Обозов моментально поднялся и попросил внимания:
— Давайте, дорогие мои, сладкие, хорошие, закругляться. Пора! Надо и честь знать. Мудрый старик Шекспир говорил по этому поводу: «Как ни обильны яства и питье, нельзя насытиться однажды». Лучше не скажешь. — Тамада, показывая пример, первым осушил бокал до дна.
И вскоре, выпив на посошок, обнявшись и расцеловавшись с Андреем, все разошлись, и наконец-то он остался наедине с Полиной.
Заперев дверь, Андрей подошел к Полине и, когда она, подняв руки, обняла его, с жаром принялся ласкать ее. Полина тихонько застонала, но тут же освободилась.
— Пойдем на кровать, — предложила она и первая начала снимать одежду.
Уговаривать Андрея не требовалось: он и сам понимал, что все должно произойти без ненужной спешки, с чувством. Однако ему не терпелось заняться любовью: он разделся быстрее Полины и, бросив одежду в кресло, юркнул под одеяло.
Выждав, когда Полина будет готова, приподнял один край одеяла и тут же заключил ее в крепкие объятия. Ласки его были горячие, страстные, требовательные. Полина закрыла глаза и в истоме стонала все сильнее и сильнее. Тогда Андрей, давно уже сгоравший от нетерпения, вошел в нее и мощно начал совокупление.
Потом, обессиленные и довольные, они лежали рядом. Андрею нравились такие моменты, когда, полуоткрыв рот и чуть надув свои пухлые губы. Полина казалась еще моложе, была такой зовущей, желанной и согласной на все. Не изменяя своему правилу, он принялся целовать Полину и, лаская ее, возбудился снова… После очередной любовной игры они решили наконец-то прибраться в комнате, вымыть и расставить в сервант посуду. Чтобы не забрызгать свою одежду, Полина попросила у Андрея дать ей что-нибудь из его вещей.
— Может, останешься так, в чем есть? — Андрею нравилось, когда она ходила по комнате без одежды. — Я люблю, когда ты обнаженная.
— А я не очень! — Полина и сама бы с большим удовольствием походила так, но она помнила, как не однажды после застолья, когда она, убираясь нагой, наклонялась за чем-либо, наблюдавший за ней Андрей мигом пристраивался сзади, брал ее за бедра, неистово заводился, и все повторялось вновь и вновь. Сегодня она уже устала, и ей не хотелось больше никаких поз.
— Желание любимой — для меня закон! — легко согласился Андрей и, порывшись в шкафу, дал ей одну из своих рубашек и спортивные брюки.
…Полина ушла от него утром, когда отдыхающие уже направлялись на зарядку. Андрей хотел было проводить ее, но она наотрез отказалась.
— Не стоит. Дорогу до своего дома знаю. Спасибо за хороший вечер. И за хорошую ночь. До завтра, — она прижалась к нему щекой и после того, как Андрей осторожно, чтобы не размазать помаду, поцеловал ее, понуро вышла из комнаты.
На другой день после обеда, перед отъездом Андрея в аэропорт, они встретились еще раз. Полина ожидала его в вестибюле и, когда он появился в двери лифта, неторопливо поднялась с банкетки, неестественно прямо держа голову, медленно пошла к выходу. Андрей догнал ее уже на улице и, взяв за руку, сжал сильно, но не так, чтобы было больно.
— Не надо! Ни к чему. Знакомые могут встретиться, — возразила Полина, осторожно высвобождаясь.
— Ну и пусть встречаются! Ведь встречались, и уже не раз. Чего ты боишься? Может, тебе стыдно со мной идти?