Если сердце верит - страница 59
— Мне очень жаль.
— Поппи, правда, отвечает на большинство из них, но все кое-кому удается дозвониться и сюда. Ты хоть знаешь, о чем они спрашивают? А что им уже известно, знаешь? Их волнует, в какие ты ходишь магазины, что именно покупаешь… Ты что же, сама рассказывала им об этом? А эти вопросы о твоем заикании, а об этом проклятом Дональде Киплинге?! Знаешь, насколько мне все это неприятно?
Лили обхватила себя руками. Что ж, если Майде нужно выговориться, пусть лучше сделает это сейчас.
— Что молчишь? Знаешь или нет?
— Мне хуже.
— Ну, — сухо усмехнувшись, сказала мать, — так всегда бывает, если играешь с огнем. Ты же сама хотела красоваться на сцене. Хотела стать артисткой. Но такой образ жизни неминуемо ведет к скандалам. Вот люди увидели тебя на подмостках, и ты сразу стала всем интересна. Настоящая находка для сплетников. Я читала журнал «Пипл». У того любовная связь, у другого любовная связь… Все считают, что тот, кто вошел в этот мир, утратил моральные ориентиры. А ты им прекрасно пособила, Лили. О чем ты, интересно, думала? Эти поздние тет-а-тет с кардиналом, эти объятия и поцелуи — разве тебе не приходило в голову, что у людей может сложиться неправильное впечатление? По крайней мере, я надеюсь, что это только неправильное впечатление.
Майда смолкла, но глаза ее сверлили Лили, требуя немедленного ответа. Удивившись и даже обрадовавшись, что мать сама неожиданно предоставила ей слово, Лили быстро заговорила:
— Да, это неправильное впечатление. Ничего не было. Отец Фрэн — просто мой добрый друг. Уже много лет. Ты сама знаешь это.
— Я не знала, что ты ходишь в его резиденцию, когда тебе заблагорассудится.
— Нет, неправда. Не когда мне заблагорассудится.
— Но почему ты сказала, что ты любишь его?
— Потому что это так. Он мой близкий друг. Вот это я и сказала журналисту. А он вырвал мои слова из контекста. Он и прежде много раз поступал так же. Я вовсе не хотела этого, мама.
— Так почему же все это случилось?
— Потому что репортер и редакция желали увеличить тираж газеты! Прессе понадобился скандал, журналист его состряпал, а все остальные с радостью подхватили тему. Если бы в это же время где-нибудь произошло громкое убийство, они не стали бы так стараться и выдумывать все это. Но как назло, все вокруг было спокойно, зато оте-те-тец Фрэн стал кардиналом, и сразу же активно заработало чье-то творческое воображение.
— Но это ты сама допустила такое безобразие.
— Да что я могла поделать? Я отрицала все обвинения. Потребовала опровержения. Даже говорила с адвокатом.
— И что?
— Что?
— Адвокат. Что он сделал?
— Я не могу нанять адвоката.
— Почему?
— Он потребовал четверть миллиона долларов.
Майда примолкла. Глаза ее невольно обратились к компьютеру, потом — к бумагам на столе. Губы поджались, уголки их опустились.
Лили хотела уже сказать, что не возьмет от нее ни цента, но тут услышала за спиной какой-то шум. Это Ханна, старшая дочка Роуз, десятилетняя племянница Лили, шлепала к ней босиком. Огромная футболка скрадывала все еще по-детски пухлую фигурку девочки. Выбившиеся из хвостика длинные каштановые волосы обрамляли серьезное круглое лицо.
Лили не слишком хорошо знала своих племянниц, но Ханна, старшая из трех девочек, занимала особое место в ее сердце Лили улыбнулась:
— Привет, дорогая!
— Привет, тетя Лили.
Лили обняла девочку, и та нерешительно ответила ей.
— Ну как ты? — спросила Лили.
— Хорошо. Когда ты приехала?
— Вчера ночью. И проспала почти весь день. А ты что тут делаешь так поздно?
— Она у меня ночует, — ответила Майда деловым тоном. — Что у тебя с мультиком, Ханна?
— Он скучный.
— Но ведь мы взяли два.
— Я услышала голоса.
— Твоей тете и мне надо поговорить. Иди наверх и посмотри вторую кассету.
Ханна бросила на Лили быстрый взгляд и пошла к двери.
— Только не забудь сначала перемотать пленку! — крикнула Майда вслед девочке.
Лили следила за Ханной, пока та не исчезла в холле, потом снова повернулась к матери:
— И часто она у тебя ночует?
— Каждую субботу, когда Роуз и Арт уезжают куда-нибудь развлекаться.
— А где же Эмма и Руфь? — То были младшие сестры Ханны. Одной недавно исполнилось шесть, другой семь лет, и, конечно, они еще не могли оставаться без присмотра.