Есть о чем вспомнить - страница 10

На старых, десятками лет битых дождем бревнах, наваленных у плетня, низенькой, аккуратно выбеленной избенки сидели и мирно беседовали Андрей Антипович Красильников, хозяин избы, и Самсон Петрович Выбойщиков. Андрей Антипович послюнил клочок газеты, свернул длинными с крупными желтыми ногтями пальцами цигарку и продолжил:

— А это в девятнадцатом годе было. Мы за Белорецк как раз бились. Раза три на день в ем власть менялась: то мы, то беляки, то опять мы, то обратно беляки. Такая заваруха, понимать, была! Как-то расположились эскадроном на перекур. Мы с Ванькой Крюковым (дружок был) у стога спе́шились. И командир с нами. Ну, значит, коней пустили, Ванька на гармошке играет, я придремнул…

— Знамо дело, придремнешь, — поддакнул Самсон Петрович.

— Ага, командир тоже задумался, слышим: «Беляки!» Мы повскакали на коней — и ходу! Дутовцы пощелкали нам вслед и отцепились. Устали тоже, видать. Проскакали мы эдак километров пять-семь, тут командир наш остановился как вкопанный и кричит: «Ребята, знамя-то мы в стогу оставили!» Ну, что делать, без знамя, ясное дело, какие мы вояки? Выстроил нас командир и говорит: «Дело это опасное и рисковое, товарищи бойцы, кто из вас насмелится вернуться?»

— Я б ни в жисть, — мотнул головой Самсон Петрович.

— Не, я рисковый был, ужас какой. Ваньке моргнул, давай, дескать, мы. Сделали мы три шага вперед. Тут командир обнял нас, давайте, говорит, товарищи бойцы, спасайте честь нашу.

Поскакали мы с дружком, подъезжаем к лесу, выглядываем: беляки на нашем месте перекуривают. Ванька и говорит мне: «У тебя, Андрюха, больно конь высокий, у меня попроворнее, давай так: подъедем на полном скаку, я прыгну за знаменем, а ты отстреливайся». Так и сделали. Дутовцы-то онемели от нас, ни черта не поймут.

— Знамо онемели, в полымя лезли, — Самсон Петрович с недоверчивым удивлением смотрел на старика.

— Ага, пока они супонились, мы со знаменем в лес тикать! И ушли! Ванька-то и гармошку прихватил свою, впопыхах тоже оставил.

— Командир, поди, обрадовался?

— А как же! Благодарность нам объявил перед эскадроном… Потом уж сколько лет прошло — в газетке про этот случай писали. Корреспондент ко мне приезжал, пронюхал где-то. «Риск» статейка называлась. Красиво, холера, написал.

— Приврал, небось? — поинтересовался Самсон Петрович.

— Не без этого… Есть малость.

— Малость — это что! Вот у нас в деревне брехло один мужик был, — Самсон Петрович хитровато сощурился и от удовольствия поводил большим красным носом. — Башкиренок, Керимкой звали. Как, бывало, зачнет байки разны сказывать — мужики животы понадсажают.

Он, вспомнив что-то, зашелся долгим смехом, закашлялся, потрясывая острым кадыком и чертыхаясь.

На улице темнело. Кое-где замигали огоньки в избах. За оврагом смеялись и визжали девчата.

— Я тебе про Фому, а ты мне — про Ерему, — с запоздалым недовольством вдруг сказал Андрей Антипович.

— Это про што?

— Ну, я тебе про знамя, а ты про Керимку.

— Дык я к тому, што брехать он мог чище твоего корреспондента.

— Сравнил тоже мне, — обиделся Андрей Антипович.

— А чего? Одна разница промеж имя: тот брехал на бумаге, а этот — вустно.

— Твое брехло без ума болтало, от пустоты своей, — оскорбился Андрей Антипович за знакомого ему корреспондента, — а этот, из газеты-то, от правды шел.

— Без ума… Попробуй ты без ума соврать, — Самсон Петрович свернул новую цигарку. — Тык-мык, и ничего путевого не соврешь.

Помолчали.

— Да, повоевали мы в гражданскую-то, — опять вернулся Андрей Антипович к своему разговору. — В Отечественную мне уж не довелось, годков прилично было… Я агентом в Минзаге работал в войну. Придет, бывало, в контору разнарядка: столько-то мяса, столько яиц, молока, масла. Едем по деревням. Народ бедно живет, у самих ребятишки голодные, а налог отдай, не греши… Зажмешь сердце в кулак и собираешь. А что делать? Шутка ли, такую войну через это выиграли. Фронт кормили!

— Что поголодовали, это точно, — согласился Самсон Петрович. — А мне подфартило, бог миловал. Пристроился одного начальника возить, я шоферил тогда. Вожу — да молчу, молчу — да вожу, оно ведь как у начальства-то: молчаливых всегда сурьезными считают. — Самсон Петрович хитро подмигнул. — Начальник мой шибко строг был…