Есть у меня земля - страница 47

стр.

Соля поудобнее устроилась на завалинке и начала:

— «Здравствуй, моя дорогая женушка Маришенька! Пишет тебе фронтовой солдат Павел…»

Мария посмотрела на Солю своими красными от трахомы глазами и отвернулась, словно почувствовала в неуверенном голосе обман. — «У меня все по-старому. Скоро дойдем до главного ихнего дома — рейхстага. Как возьмем его, так войне завязка. Приду, обниму тебя и зацелую…»

— Да уж, зацелует, — отмахнулась Мария. — Пусть не смешит народ…

— «…Мне для такого поцелуйного дела в гошпитале заместо выбитой прикладом челюсти отлили новую, из железа, вечную челюсть. А другу моему, солдату Михину, горло с кнопкой сообразили. Мы всей ротой ходили в лазарет проведывать. Диво! Нажал кнопку — пожалста, говори, скоко влезет, хоть песни пой. Токо водку нить не с руки — малость узковато. Но Михин не унывает, приду, грит, к дому, он в кузнице робит-то, на трубу водостошну сменю…»

Соля заметила, что Мария слушает ее чтение как-то рассеянно. Раньше этого не было. Она часто просила повторить и улыбалась на шутки своим узким морщинистым ртом, складывая обветренные губы в смешной тюрик.

Соля подумала — не догадалась ли.

— «Это хорошо, что ты за трудное время коровку нашу не порушила и часть молока отдаешь ребятишкам в ясли. У них с молока лучше кости растут. Тулуп мой старый можешь перешить ленинградским на шубейки, к морозам-то нашим крещенским они непривышны…»

— Да уж зима прошла, каки морозы… А тулупчик я давно салазганам на шубенки пустила…

Дочитав письмо, Соля отдала его Марии, а та бережно положила в карман фуфайки.

— Спасибо, Солюшка. Твой-то как?

— Да ничего, — ответила Соля дрогнувшим неожиданно голосом. — Пишет.

— Ну иди, иди, милая, с хозяйством управы много небось…



Управившись с хозяйством, Соля накормила жареной картошкой сына Лешку, собралась к Макрине подкладывать хряка. Прихватила из сумки и оставшиеся газетки, в магазин сегодня завезли керосин, многим почту можно там отдать. К Лешке пришли друзья, эвакуированные. Худой, как тростинка, с неживым восковым лицом и такими же желтоватыми глазами Вадим принес самодельные краски, наведенные из сока бузины, луковой шелухи, неяркие, но все-таки краски. Вадим хорошо рисовал и учил этому Лешку. Соля удивлялась, до чего же похожими выходили на бумаге кошка или гусь. А сегодня, вернувшись от Макрины, увидела рисунок лица Степана. Потрогала еще сырой лист, подивилась:

— Иставлехонек Степан!

— Это мы с фотки срисовали! — довольный похвалой, сказал Лешка, вдумчиво швыркнув плоским утиным носом.

— С какой еще фотки?

— В шкатулке взяли.

Все содержимое шкатулки было вывалено на комод.

— Алеша, здесь была бумажка, синеватая такая…

— Это «похоронка»? Ее Вадим взял. Сказал, что по пути занесет Полушиной. Она же ей адресована, Вадька прочитал…

Влепив ничего не понявшему Лешке затрещину, Соля как была в ситцевой кофточке, так и выскочила на улицу и по хрустящим ледышкам примороза побежала к дому Полушиной.

Марии дома не оказалось.

Вадим спал во второй половине. Соля разбудила его и спросила:

— Где извещение?

— Отдал тете Марише.

— А где она?

— Не знаю. Собралась и ушла.

Как и сына, наградив Вадима подзатыльником, Соля выскочила в ограду и по шаткой лестнице полезла на сеновал. Там дежурили только летучие мыши. Они с шумом вырвались и низко, над самой землей, пошли на запах льна к метной бане.

С фонарем Соля осмотрела немногочисленные постройки в ограде, яму для хранения овощей, сейчас пустую, с двумя ссохшимися кадками, баню с широким белым полком и с еще тепловатой печкой. Нигде Марии не было. Осмотрела и чердак, спустилась, села на завалинку. Потом резко поднялась, решила бежать к конюховке, где висела рельса, и поднимать народ на розыски. Но вдруг в белесой мгле, на дороге в район, заметила черное пятнышко. Сначала подумала, что померещилось. Промыла глаза от едучего пота водой из водосточной бочки. Нет, пятнышко не исчезло. Тогда напрямик, через проулок, рванулась за этим пятнышком, еще не зная, Мария ли это, волк ли, а может, просто высокий куст тальника.

Это была Мария.



Поздно вечером, отходив и успокоив Полушину, вернулась Соля в свой дом, ставший вдруг необычно пустым и холодным.