Есть у меня земля - страница 68

стр.

— Заметано, — согласился Матвей. — Бабы, у кого есть закурить?

Глава пятая

Умирал бык Клавдей…

Кто его так прозвал, один бог ведал. Но с Клавдеем у Соли было связано многое. В военные годы пришлось отшагать немало долгих верст на железнодорожную станцию с телегой, груженной хлебом. Пары боронила, пахала поля и огороды. Лошади все были раскреплены за постоянными колхозными работниками, а временным, как Соля, доставались быки. Соля облюбовала Клавдея, неторопливого, спокойного, чуть ленивого, но бесхитростного: на телегу сколько хочешь наваливай мешков, повезет, если с места стронет. Ободья согнутся, спицы полопаются, а Клавдей от тяжелой ноши не откажется, будет упираться, пока хватит сил. Привыкла за тяжелые военные годы Соля к Клавдею, и когда выпадала другая работа, то скучала по своему нежданному-негаданному другу. Честно трудился Клавдей, не испрашивая ни благодарности, ни покоя на старость.

А она пришла с последним военным годом. «Остарел Клавдей», — говорил председатель Пим Пимыч, намекая членам правления, пора, мол, на суп-лапшевник пускать. Этим летом на Клавдее возили только воду косарям. Три-четыре лагушки с холодной колодезной водой в телегу — вот и вся поклажа. Сегодня, привезя воду в Лекаревский колок, Клавдей остановился, потом закачался, словно по лбу его ударили обухом колуна, но на ногах еще устоял. Почувствовав неладное, бабы освободили его от упряжи. Клавдей отошел в сторонку, даже попробовал пощипать зеленой травы, словно не хотел признаваться в своей немощи и стыдился ее. Но вдруг, как человек, опустился на одно колено, будто прощался с землей, подогнул и вторую ногу, словно в благодарность хотел поцеловать ее, эту землю, своими шершавыми губами, но, так и не достав, повалился на бок. Упав на землю, вытянул шею и ноги. Медленно и тяжело вздымались бока Клавдея. В добрых серых глазах стыла не печаль по пройденному пути, а осознание честно отданной людям силы. Не было в них страха, хоть Клавдей, наверное, и понимал, что пришел конец всем его дорогам.

Бабы, наблюдавшие за быком, тихонько отошли за кусты. Все молчали. Их судьбы, работа были связаны-переплетены с судьбами вот таких быков, как Клавдей, и разных там лошадей — Рыжков, Карьков, которые честно отработали войну на этих хлебных полях, а сейчас умирали почти по-человечески: гордо и неприметно.

Соля «забивала» силосную яму у фермы. Но, узнав от возчиков, что с Клавдеем «че-то деется», бросила все, побежала в Лекаревский колок. Успела. Глаза Клавдея хоть осоловели, но смотрели в небо еще живым взглядом. Бык узнал свою хозяйку. Сделал слабую попытку поднять отяжелевшую голову, но парализованные мышцы уже не слушались, голова бессильно упала на землю. В последний раз Клавдей глубоко вздохнул, потом резко дернулся и затих. Соля погладила его изъеденный паутами широкий лоб и медленно зашагала по коноплянику к силосным ямам.

«Прощай, Клавдеюшка, прощай!» — будто человеку говорила Соля, шагая по высокой пахучей конопле напрямик, без тропинки.

«Вот животина умерла, а жальчехонько, — думала Соля, — потому как вместе-рядышком бились в трудные года на этой земле. И называть-то их стали человеческими именами, надо же… Ну, ладно, еще раз прости-прощай, Клавдеюшка… Ты закончил свой круг, нам надо идти дале…»

В этот вечер управились с силосованием, «забили» последнюю яму, восьмую по счету. Еще две, девятую и десятую, оставили для подсолнухового силоса, который должен был пойти осенними днями.

В колхозе с работой стало полегче. Соля с согласия начальника почты приспособила к разносу писем и газет сына, Лешку, а сама на несколько дней отпросилась в лес, на «оборки». Надо было думать о зиме, о дровах. Одной рубить неспособно, не вырубишь много. А в лесу на делянах, которые во время заготовок дров выбирались не чисто, оставалась всякая мелкота, нежаркая осина, прель. Оставались и дровца — «оборки». Будто ягоды на ягодниках. Приходи, собирай и увози, слова никто не скажет, потому как деляна уже выбрана. Еще и лесник даже похвалит за «санитарную чистку». Не одна Соля ездила в военные годы на «оборки». «Многие солдатки знали эту дорогу, трудную, тяжелую, но необходимую. Здешние морозы не спрашивают, есть мужик в доме или нет, так верескнут, что дом выстынет, и пойди его потом оттопи.