Эстеты из Кукановки - страница 51
Перед обедом все же решили пройтись. Но дошли только до магазина готовой одежды.
— Плащи! — с тихой радостью сказала. Антонина Васильевна, жадно глядя на витрину. — Надо тебе купить. А то ходишь в каком-то обдергайчике…
— Лапсердончике, — поправил Вадик.
Кулижкин сначала примерил плащ модного болотного цвета.
— Что-то левая пола задирается, — сказала жена. — Попробуй вон тот. Цвета маренго.
— Длинноват. Я сам вижу. Товарищ продавщица, а что у вас есть еще на пятьдесят второй размер?
Продавщица оторвалась от интересного разговора с коллегой из парфюмерного отдела и лениво сказала:
— Да вы все женские меряете… А мужских у нас вообще нету…
После этого гулять расхотелось. Вернулись домой. Немного отдохнули. Неистово звонил телефон, но к нему никто не подходил. Посмотрели по телевизору «Оленеводство в Якутии».
— Слава богу, уже и обедать пора! — сладко промурлыкал Кулижкин, выключая телевизор с особым наслаждением.
Антонина Васильевна стала накрывать на стол. Владимир Петрович поставил на стол пиво и четвертинку. Со вкусом открыл коробочку селедки в горчичном соусе. Красиво нарезал обдирный хлеб. Все сели за стол. Кулижкин налил жене бокал пива, нацедил себе «маленькую», мастерски сделал «пыж» из черного хлеба, масла, селедки, и все это покрыл кружочком лука. Взял рюмку, разинул рот…
— Дзиннь! Дз-зынннь!!!
Супруги переглянулись.
— Кто там? — глухим шепотом спросил хозяин.
— Телеграмма! — раздался из-за двери писклявый голос.
Кулижкин откинул цепочку, открыл дверь, и… о ужас! На пороге возникла монументальная, как статуя Юрия Долгорукого, фигура Никодима Иваныча. Радостно хихикая, он протиснулся в дверь. За ним следом протиснулись дядя Владя и дядя Хламушкин.
— Вот это вовремя! — загудел Никодим Иваныч, оглядывая стол. — А чего так мало водки? Хорошо, что с собой захватили. Телефон ваш, господа, не отвечает. Испортился, наверно! Ну, сажайте нас за стол. Жрать хотим, как волки или там носороги. А после обеда самый раз пулечку сгонять. А? Как ты на это смотришь, Петрович?
— Смотрю, как на небо в алмазах, — пробормотал хозяин.
— Молчи, старик! — шепнула ему жена. И, напустив на лицо радушное выражение, громко сказала:
— Ах, как кстати! Садитесь за стол, дорогие гости! Очень, очень рады!
ПОЧЕМУ ОНИ УЕХАЛИ?
Хорошо вам, товарищи. Вы живете в Вологде.
В Калуге.
В Алагире.
Мои знакомый Федор Демидыч с женой Варварой Акимовной раньше тоже жил в таком уютном, симпатичном городе. Но только без моря. Пальм и баобабов там тоже не было. Правда, других растений, таких, как капуста, морковь и прочая петрушка, этого хватало.
Но Демидыч не хотел останавливаться на достигнутом. Он все, видите ли, мечтал на склоне лет пожить на пляже, полюбоваться вволю медузами, каракатицами и прочей морской тварью. Хотелось ему покушать фиников и кокосов с собственного дерева.
И вот, выйдя на пенсию, он обменял свои маленький домик на такой же особнячок в Гагре.
Живет месяц, другой, глазеет на морскую даль и в ус не дует.
Однако вскоре пришлось ему подуть в ус.
Когда настал купальный сезон — как снег на голову свалился нашей приятной паре супругов двоюродный брат Петр с женой Аннушкой и близнецами-двоечниками Витькой и Митяем, редкими шалберниками и хулиганами.
— Молодец ты, брат Федор, — сказал брат Петр, целуясь с хозяином. — В райском месте поселился. Нам знакомые советовали: поезжайте, мол, в Палагу или Палангу какую-то. Нынче, мол, это самое модное место. А я говорю: брат в Гаграх живет, а я с какого-то пятерика куда-то там потащусь? Даже слушать глупо. Брат, говорю, обидеться может.
Гости расположились как дома. И даже того лучше. Вставали к завтраку, с пляжа приходили точно к обеду. Двоечники Витька и Митяй оборвали зазелено все мандарины и потоптали благородный лавр, играючи в Фантомаса. В общем, когда они уехали, Демидыч даже перекрестился, хотя в бога не верил.
Но вот на другой год, в начале августа, Демидыч получил телеграмму: «Встречайте. Едем. Петро».
— Что делать, Варварушка? А? — горестно спросил он жену. — Вот напасть. Не было печали.
— Знать, такая наша доля, Федя, — утирая слезы, сказала кроткая Акимовна. — Господь терпел и нам велел.