Эстеты из Кукановки - страница 51

стр.

Перед обедом все же решили пройтись. Но дошли только до магазина готовой одежды.

— Плащи! — с тихой радостью сказала. Антонина Васильевна, жадно глядя на витрину. — Надо тебе купить. А то ходишь в каком-то обдергайчике…

— Лапсердончике, — поправил Вадик.

Кулижкин сначала примерил плащ модного болотного цвета.

— Что-то левая пола задирается, — сказала жена. — Попробуй вон тот. Цвета маренго.

— Длинноват. Я сам вижу. Товарищ продавщица, а что у вас есть еще на пятьдесят второй размер?

Продавщица оторвалась от интересного разговора с коллегой из парфюмерного отдела и лениво сказала:

— Да вы все женские меряете… А мужских у нас вообще нету…

После этого гулять расхотелось. Вернулись домой. Немного отдохнули. Неистово звонил телефон, но к нему никто не подходил. Посмотрели по телевизору «Оленеводство в Якутии».

— Слава богу, уже и обедать пора! — сладко промурлыкал Кулижкин, выключая телевизор с особым наслаждением.

Антонина Васильевна стала накрывать на стол. Владимир Петрович поставил на стол пиво и четвертинку. Со вкусом открыл коробочку селедки в горчичном соусе. Красиво нарезал обдирный хлеб. Все сели за стол. Кулижкин налил жене бокал пива, нацедил себе «маленькую», мастерски сделал «пыж» из черного хлеба, масла, селедки, и все это покрыл кружочком лука. Взял рюмку, разинул рот…

— Дзиннь! Дз-зынннь!!!

Супруги переглянулись.

— Кто там? — глухим шепотом спросил хозяин.

— Телеграмма! — раздался из-за двери писклявый голос.

Кулижкин откинул цепочку, открыл дверь, и… о ужас! На пороге возникла монументальная, как статуя Юрия Долгорукого, фигура Никодима Иваныча. Радостно хихикая, он протиснулся в дверь. За ним следом протиснулись дядя Владя и дядя Хламушкин.

— Вот это вовремя! — загудел Никодим Иваныч, оглядывая стол. — А чего так мало водки? Хорошо, что с собой захватили. Телефон ваш, господа, не отвечает. Испортился, наверно! Ну, сажайте нас за стол. Жрать хотим, как волки или там носороги. А после обеда самый раз пулечку сгонять. А? Как ты на это смотришь, Петрович?

— Смотрю, как на небо в алмазах, — пробормотал хозяин.

— Молчи, старик! — шепнула ему жена. И, напустив на лицо радушное выражение, громко сказала:

— Ах, как кстати! Садитесь за стол, дорогие гости! Очень, очень рады!

ПОЧЕМУ ОНИ УЕХАЛИ?

Хорошо вам, товарищи. Вы живете в Вологде.

В Калуге.

В Алагире.

Мои знакомый Федор Демидыч с женой Варварой Акимовной раньше тоже жил в таком уютном, симпатичном городе. Но только без моря. Пальм и баобабов там тоже не было. Правда, других растений, таких, как капуста, морковь и прочая петрушка, этого хватало.

Но Демидыч не хотел останавливаться на достигнутом. Он все, видите ли, мечтал на склоне лет пожить на пляже, полюбоваться вволю медузами, каракатицами и прочей морской тварью. Хотелось ему покушать фиников и кокосов с собственного дерева.

И вот, выйдя на пенсию, он обменял свои маленький домик на такой же особнячок в Гагре.

Живет месяц, другой, глазеет на морскую даль и в ус не дует.

Однако вскоре пришлось ему подуть в ус.

Когда настал купальный сезон — как снег на голову свалился нашей приятной паре супругов двоюродный брат Петр с женой Аннушкой и близнецами-двоечниками Витькой и Митяем, редкими шалберниками и хулиганами.

— Молодец ты, брат Федор, — сказал брат Петр, целуясь с хозяином. — В райском месте поселился. Нам знакомые советовали: поезжайте, мол, в Палагу или Палангу какую-то. Нынче, мол, это самое модное место. А я говорю: брат в Гаграх живет, а я с какого-то пятерика куда-то там потащусь? Даже слушать глупо. Брат, говорю, обидеться может.

Гости расположились как дома. И даже того лучше. Вставали к завтраку, с пляжа приходили точно к обеду. Двоечники Витька и Митяй оборвали зазелено все мандарины и потоптали благородный лавр, играючи в Фантомаса. В общем, когда они уехали, Демидыч даже перекрестился, хотя в бога не верил.

Но вот на другой год, в начале августа, Демидыч получил телеграмму: «Встречайте. Едем. Петро».

— Что делать, Варварушка? А? — горестно спросил он жену. — Вот напасть. Не было печали.

— Знать, такая наша доля, Федя, — утирая слезы, сказала кроткая Акимовна. — Господь терпел и нам велел.