Эти бессмертные - страница 47

Один из парадоксов этого мира состоит в том, что здесь любому человеку понятен любой язык, неважно, устный или письменный. То ли местные евреи не пытались построить Вавилонскую башню, то ли местному богу все их попытки были по барабану. Слова, написанные на листах, спрятанных в мешке, были так же понятны Павлу, как если бы они были написаны по-русски. И описывали устройство синхрофазотронного регулятора промышленных сепуляриев средней и большой мощности. То есть совсем непонятны. Пока.

В этот момент в кухне раздался неясный шум. Павел отбросил от себя мешок, задумался, куда девать бумаги, ничего не смог придумать и спрятал за спину, потому что в дверях кухни появился сэр Стефан — один из новоявленных вассалов сэра Людвига, черноволосый юноша среднего роста и телосложения, ничем не выделяющийся и не примечательный.

— Стой! — крикнул он. — Подойди сюда, раб!

Павел не знал, что делать. С одной стороны, он понимал, что найденные бумаги надо отдать либо Стефану, либо, скорее, Хортону, за это Павла похвалят и, наверное, чем-то наградят. А любое другое решение приведет к неприятностям, вплоть до смерти, причем смерть может быть весьма мучительной, палач по имени Ивернес как-то рассказывал, как здесь казнят провинившихся рабов. Но, с другой стороны, разобраться в заклинаниях, освоить их, встать в один ряд с воителями — это последняя надежда обеспечить себе хоть какое-то достойное существование в этом мире. Последняя надежда, да, последняя. Павел принял решение и начал его выполнять.

Выполнить его оказалось намного проще, чем полагал Павел первоначально. Всего пара непочтительных фраз — и юный воитель ринулся на Павла, как бык на тореадора, не видя никакой опасности. Он ничего не понял, ни когда Павел отправил его в нокаут одним точным ударом, ни тем более когда Павел отрубил ему голову найденным в кухне топором. Самым трудным было затолкать труп в помойную яму и не обгадиться при этом, но Павел справился и с этой задачей. Покончив с делами, он запихнул бумаги под рубаху, тщательно придавил их широким поясом, чтобы они не топорщились и, не дай бог, не выпали, и пошел прочь с места преступления. По дороге он придумывал правдоподобную легенду, которую изложит лорду Хортону, когда тот заинтересуется отсутствием сэра Стефана.

Прошел день, прошла ночь, наступило утро, и Людвиг почувствовал себя здоровым и бодрым. Хватит валяться в постели, тем более в такой грязной и вонючей (барон Хайрон, как выяснилось, пренебрегал правилами гигиены), пришло время исполнить свой долг.

Поначалу лорд Хортон хотел сопровождать возлюбленного в первом бою, но Людвиг уговорил повелителя не позорить свежеиспеченного барона. Первый бой — очень важный шаг в карьере воителя, нельзя опошлять восхождение на эту ступень ненужной, излишней, унижающей помощью. Людвига и так уже попрекают, что он не столько воитель, сколько наложница, не надо давать еще больше оснований для пересудов. А то, что Людвиг вчера едва не погиб, — это уже в прошлом, тело и душа Людвига полностью восстановились. Пришло время идти по пути судьбы дальше, пусть судьба поднимет Людвига вверх, не надо ей мешать.

Первой жертвой Людвига стал сэр Уэйли, могучий и краснолицый мужчина, выше Людвига почти на голову и заметно шире в плечах. Если бы исход поединка решала не магическая сила, а телесная, Людвиг не отважился бы ввязаться в этот бой.

Но Уэйли очень хорошо знал, какая сила решает исход боя. Едва завидев Людвига, приближающегося к границе его владений, Уэйли бросился навстречу ему со всех ног. Он подбежал прямо к Людвигу, заранее склонившись в поклоне, это выглядело так, как будто он собрался боднуть нового барона головой в живот. Людвиг отступил на шаг в сторону, Уэйли остановился и вдруг рухнул на колени, протянул руки к Людвигу и попытался его обнять. Также можно было подумать, что он собрался заняться любовью с Людвигом в пассивной роли, и от этой мысли Людвигу вдруг стало гадко и противно, как будто его окатили из ушата холодной водой. Людвиг отступил на шаг, потом еще на шаг, а Уэйли полз за ним на коленях, приговаривая что-то бессвязное, типа, великий воитель, достойный сюзерен, пощади… тьфу!