Этика офицеров Российской императорской армии (1900‒1917 гг.) - страница 3
Через 2–3 недели они вернулись в расположение полка «оборванные, в крестьянской одежде» и предъявили знамя. Оказалось, что сопровождаемый знаменщиком Игнатьев пробрался через линию фронта в Восточную Пруссию. Передвигаясь исключительно ночью, скрываясь как от немецких, так и от русских разъездов, они нашли место, где было скрыто знамя, и отрыли его. При обратном переходе линии фронта герои нарвались на немцев, Игнатьев был ранен пулей в ногу, но подоспевшие вовремя казаки выручили их.
О подвиге однополчан было немедленно доложено Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу, их принял император Николай II. Оба героя
были награждены высокими боевыми наградами[12].
К сожалению, бывали случаи, когда знамя приходилось спасать от «своих» бунтовщиков, забывших присягу. В июле 1906 г. вышли из повиновения командирам несколько рот 83-го пехотного Самурского полка. Вооруженная толпа попыталась арестовать командира части и захватить знамя, чтобы сжечь его. Офицеры, во главе с командиром полка полковником Лемкулом, взяв знамя с собой, закрылись в помещении и стали отстреливаться.
Четыре офицера были убиты, двое ранены, но полковой стяг удалось отстоять[13].
Еще одним синонимом воинской чести считался мундир. Честь военного мундира вообще, честь носить мундир определенной войсковой части требовала от офицера большой ответственности. Мундир нужно было носить так, чтобы ничто не бросало тень на родной полк. Понятие чести мундира было неразрывно связано с гордостью за то, что носивший его являлся офицером российской армии и служил Родине.
В соответствии с тогдашними требованиями, офицеры носили форму на службе, в свободное время и даже в отпуске, и это постоянное пребывание в мундире являлось непрестанным напоминанием о принадлежности к корпусу офицеров.
Человек в военной форме резко выделялся среди людей, одетых в штатское платье, поэтому офицер постоянно был на виду; общественное мнение оценивало его поведение не только в личностном плане, но и как представителя всего офицерского корпуса. Это накладывало чрезвычайно высокую ответственность на каждого, носившего мундир.
«Каждый офицер должен себя держать в обществе так, чтобы своими действиями… не только не совершить того, что считается противным общественным понятиям о чести вообще и специально воинским понятиям… о достоинстве офицерского звания, но и чтобы… избегнуть самого малейшего намека на что-либо противное чести и благородству», — писал современник[14]
Те, кто вел себя в общественных местах неподобающим образом, осуждались товарищами и старшими начальниками. Например, в одном из приказов по Кавказскому военному округу говорилось о необходимости увольнения со службы офицера, который напился, стрелял на улице из револьвера, танцевал под гармонь, отказывался платить по счету. Такое поведение, сказано в приказе, изобличает в нем «… отсутствие… понятий о воинской чести и доблести офицерского звания[15].
Когда под влиянием либеральных идей среди некоторых молодых офицеров распространились взгляды, что мундир — это всего лишь рабочая одежда, знаменитый на всю Россию генерал от инфантерии М. И. Драгомиров ответил на это так: «Господам, которые щеголяют своей прогрессивностью, кажется, что мундир есть не более как рабочий костюм: да, рабочий, да работа-то наша особенная. Ведь, чтобы ее сделать, нужно жертвовать жизнью…
Мы, обреченные таким образом на смерть для блага народа, уже по этому самому должны быть отмечены внешним образом от рабочих других профессий, и дорожить такими внешними отличиями»[16]
Именно честь мундира обязывала офицера «… помнить, что не только перед нижними чинами или… начальством, но в присутствии кого бы то ни было, он ни в каком случае не может себе позволить быть в нетрезвом, даже слегка, виде, в неряшливо содержащейся одежде…»[17].
Борьба со случаями пьянства велась на самом высоком уровне. С одобрения императора Николая II военное министерство в мае 1914 г. издало специальный приказ, называвшийся «Меры против потребления спиртных напитков в армии». В нем, в частности, указывалось, что «появление офицера в нетрезвом виде, где бы то ни было, а особенно