Этносфера: история людей и история природы - страница 34

Социологический аспект учитывает прежде всего стадию развития. С.А. Токарев и Б.В. Андрианов [8, стр. 102; 226, стр. 52 – 53] высказали мнение, что для доклассового общества «этнос» – это племя, для рабовладельческой формации – «демос», для феодальной – народность, а для капиталистической – нация. Но это невозможно уложить в рамки этнографии. Смена социально-экономических формаций не обязательно совпадает с вехами этногенеза, и сам С.А. Токарев четко отметил разницу между понятиями «общество» и «народ» [226 а), стр. 141]. Например, во Франции переход от феодализма к капитализму совершился за несколько месяцев 1789 – 91 гг., и весьма изменилась расстановка социальных сил, но этническая сущность французских крестьян в Севеннах, Арденнах, Ландах, Оверни осталась прежней. Конечно, Великая французская революция в социальном плане подготовлялась весь XVIII в., но капиталистические махинации Джона Лоу, ост-индских и канадских негоциантов влияли лишь на круги, связанные с двором и морской торговлей и, по словам очевидца – английского писателя Стерна, не задевали большинства населения Франции от Бретани до Прованса. Не менее показательна картина несходства социальных и этнических ритмов развития в России. От первой Отечественной войны до конца второй (1812 – 1945 гг.) русское общество перешло от феодальной формации, через краткое и бурное развитие капитализма, к социализму, но этническое единство русского народа осталось мощным фактором его истории, наряду с грандиозными социальными преобразованиями. При историческом синтезе необходимо учитывать обе стороны явления, но при анализе они неизбежно расчленяются, благодаря чему появляется возможность уяснить себе ход событий всесторонне. Обществоведение и народоведение – разные дисциплины как по предмету, так и по методу, ибо в первом случае имеет место гуманитарная, а во втором – естественная наука. Иногда природные и общественные изменения бывают синхронны, но это нельзя считать правилом.

2. Одним из индикаторов определения состояния народа, весьма удобным для классификации, является отношение этнического сознания (каждого данного народа) к категории времени. На первый взгляд это кажется парадоксом, так как мы привыкли к ньютоновскому времени, протяженности, от которой берутся все отсчеты. Мы знаем и об эйнштейновском времени, изменяющемся в зависимости от скорости. Однако сравнительная этнография показывает, что линейное время с условной точкой начала отсчета – это одно из достижений средиземноморской цивилизации, а отнюдь не общедоступная истина.

Автору этого сочинения довелось наблюдать чукчей, которые не могли ответить на вопрос, сколько им лет, так как считали подобный счет бессмысленным. Их даже мало интересовала смена времен года. Они отмечали только день и ночь, а у себя на родине различали сезоны охоты. Разумеется, они помнили крупные события, например убийство медведя или приезд торговца с товарами, но отсчитывали их относительно друг друга: одно раньше другого, а насколько – не имеет значения. Ту же закономерность наблюдала Т.А. Крюкова во время этнографических работ в поле со старыми женщинами (народы – марийцы, чуваши, удмурты, коми) при приобретении у них вещей. Хронология этих вещей устанавливалась по поколениям. При вопросе собирателя-этнографа, когда изготовлена вещь, они начинали вспоминать мать, бабушку, мать бабушки, мать матери бабушки и т.д. Дополнительные вопросы о том, сколько же лет было бабушке или прабабушке, не вносили ясности, так как эти старые женщины не могли на них ответить. Корректировалось это обычно лишь событиями в их жизни: голод, мор, война, урожай. У чувашей в обозначении лет применялись такие названия, как «год кленовых листьев», «год лебеды», по названию тех суррогатов, которые они употребляли в пищу в качестве примесей к хлебу. Иногда эти события ограничивались семейным кругом: «когда Мишку в солдаты отдали», «когда сестра замуж пошла», «когда дом ставили» и т.п. Отсчет лет для них был непонятен, но это происходило не от отсутствия памяти. Время изготовления вещи и отношение ее к событиям их жизни – четкое. У народов же, подвергшихся влиянию мусульманской или русской культуры, в частности у татар и мордвы, такое отношение к времени не наблюдалось. Итак, народы этой системы восприятия игнорировали время как таковое. Реальны в их жизни, для их сознания были только конкретные события, а время, что ни говори, – абстракция.