Это было на самом деле - страница 13

В этот день все дети Косыгиной собрались около нее за столом. Как всегда, было шумно и весело; пока мать разливала щи, дети болтали.

Немецкий ефрейтор проходил мимо и заглянул в окно. Увидев эту мирную картину, он бросил в окно гранату и дал еще потом очередь из автомата.

Трое из восьми — Коля, Катя и Вася — остались на месте.

Большая группа фашистов ворвалась в дом Киселевых в деревне Колицыно Лотошинского района Московской области.

Последовал грубый приказ:

— Марш на улицу!

Хозяин дома, Степан Егорович, указывая на маленького сына и жену, сказал:

— Куда же мы пойдем? На дворе мороз.

Немецкий унтер-офицер повторил:

— Я сказал — идите вон.

Тогда вся семья начала умолять фашистов оставить их в доме.

— Дайте хоть переночевать, не гоните из дому ночью, утром мы уйдем, — плача, говорила мать.

Рассерженный офицер отдал одному из солдат какое-то приказание. Тот вышел из избы. Киселевы в волнении ожидали решения своей судьбы. Может быть, их пожалеют?

Солдат вернулся с бидоном бензина.

— Вам холодно? Сейчас погреетесь, — сказал офицер и, плеснув на них бензином, бросил горящую спичку. По избе заметалось три факела.

Вслед за этим немцы выбежали и заперли за собой дверь.

Хата пылала. Соседи увидели огонь и ударили в набат, колхозники бросились тушить пожар. Из избы доносились отчаянные крики заживо горящих людей.

Но немцы стояли вокруг дома с винтовками и никого к нему не подпускали.

Вся семья погибла.

В этой же деревне фашисты обстреляли из автоматов семью других Киселевых.

Старая бабушка хотела укрыть от выстрелов трехлетнего Володю. Держа его на руках и прикрывая своим телом, она долго бежала зигзагами, как бегут в бою, стараясь забежать за постройки.

Но ей было семьдесят восемь лет, старые ноги отказались ей служить. Измученная и обессиленная, она упала и выронила мальчика в сугроб. Фашисты направили на него огонь своих автоматов.

— Бабушка, мне страшно!.. — кричал малютка. — Бабушка, возьми меня на ручки!..

Но бабушка не могла подняться, она только молча протягивала к нему руки.

Тогда мальчик сам с трудом выбрался из сугроба и, спотыкаясь в глубоком снегу, побежал к ней.

Пуля бежала быстрее. Не добежав нескольких шагов до бабушки, ребенок упал мертвым.

Их привели из лесу, в деревне их никто не знал. Только когда уже повели на расстрел, кто-то крикнул:

— Да ведь это Ваня Устинов, сын лесника!

Ваня шел первым. За сыном шел отец, за руку отца цеплялся младший сынишка Витя. Он заливался слезами и кричал:

— Мама! Мама!..

Ваня хмурился и время от времени сердито грозил братишке пальцем.

Расстреливали их из автомата. Витя упал сразу с раздробленным черепом. Отец и брат были еще живы, офицер распорядился их добить.

Шесть дней они лежали на снегу. Около них воткнули в землю доску с надписью:

«Расстреляны как партизаны».

Встревоженная долгим отсутствием мужа и детей, в Головинки пришла мать.

Колхозники сказали ей, что в лесу лежат расстрелянные партизаны.

— Какие же партизаны? Я ищу детей, — ответила Устинова.

Ее все-таки отвели на косогор.

— Это они? — спросили ее.

Она, не отвечая, глядела на трупы и на людей дикими блуждающими глазами. Потом внезапно повернулась и исчезла.

Три смерти сразу! Она этого не вынесла, ее рассудок помутился. Целыми днями ходит она бесцельно из угла в угол по опустевшему дому, выходит в лес — искать.

Она все забыла. Она помнит только, что у нее когда-то были муж и два сына. И она ищет их, ищет днем и ночью, заглядывая за каждый кустик и в каждую ямку. Ей все кажется, что Витя зовет ее: «Мама! Мама!»

Как будто она слышала, как он звал ее там, на косогоре, когда его убивали.

Одиннадцатилетняя Леночка Пиляева вышла из села Вольчево Должанского района Орловской области. Немцы выгнали их всех из дому, угрожая расстрелом.

Она шла вместе с матерью, сестренками Олей и Марусей и братьями Леней и Сашей.

Дети в дороге изнемогали, обморозили себе руки и ноги. С радостью подходили они к деревне Лапинки — тут тепло, еда, отдых.

Но фашисты не разрешили им зайти и погнали дальше.

Женщины запротестовали.

— Дальше не пойдем, — сказали они, — все равно нам умирать.