Я дал ему сигарету, дал прикурить.
— Она шла у меня две недели, — продолжал Сандсторм. — Некоторые люди посмотрели пьесу, и она им очень понравилась. Они увидели, что это настоящая жизнь. А критики, они ведь не настоящие люди, знаете. Эти две недели стоили мне восемь тысяч долларов. Пришлось продать дом и машину. — Он вздохнул. — Я думал, распространится слух, что это доподлинно жизненная история. Хочу снова заняться жонглированием — если удастся стать на ноги. В наши дни особого спроса на жонглеров нет, да и рука у меня уже не такая твердая. Хотелось бы поднакопить деньжат, чтобы написать новую пьесу. — Он так и не улыбнулся ни разу. — Вы не могли бы одолжить мне две-три сигареты, Роберт?
Я протянул ему свою пачку.
— Почему бы вам не прийти и не посмотреть пьесу? — предложил он. — Я проведу вас бесплатно.
— Спасибо.
— Не за что. Приходите лучше сегодня вечером. Сегодня последнее представление. Ставить ее дольше у меня нет денег, а родственники скинулись, сколько могли. — Он вздохнул. — Наверное, я не понимаю театра, — сказал он. — Ну, пойду дальше. Хочется, чтобы как можно больше людей посмотрели на эту афишу.
— Хорошая идея, — сказал я.
— Афиша неплохая, правда?
— Очень хорошая афиша.
— Это правда, — сказал он и, поправив ремешки на плечах, пошел по Бродвею.
А другой работы я так до сих пор и не нашел.
Перевел с английского Владимир ПОСТНИКОВ