Это - Гана - страница 11
Ярче всех светится отплывающий завтра в Европу один из первых теплоходов национальной Ганской компании «Черная звезда».
Такоради — последний пункт пребывания в Гане многих из ее богатств. Отсюда уходят из страны какао и бокситы, лес и марганец. Скоро мы поедем на север — увидим, как растет какао и как рубят лес.
— Как вам понравился Смит? — спрашивает Энгманн.
— Очень приятный человек.
— Мой большой друг, — говорит Энгманн.
Мы познакомились со Смитом в первый же день, как приехали в Такоради. Было уже пять часов вечера, и из Управления общественных работ расходились клерки и чертежники. При входе в длинное двухэтажное здание сидел на колченогом стуле сторож в потертом зеленом мундире. Он узнал Энгманна и отдал ему честь. Кто-то перегнулся через перила балкона и помахал Энгманну рукой. Все здесь очень хорошо знали нашего друга, да и он знал каждого. Два года работы дорожным инженером что-нибудь да значат.
— Сейчас познакомимся со Смитом, — сказал на ходу Энгманн, — он теперь начальник областного управления, или главный инженер, как мы его тут называем.
Пока друзья обнимались, мы успели рассмотреть Смита. Оказалось, это — англичанин. Под эспаньолкой серебристый галстук-бабочка, остатки волос тщательно расчесаны на прямой пробор.
А мы думали, что Смит — один из однокашников Энгманна, один из тех строителей новой Ганы, чей коллективный портрет понемногу создавался в нашем представлении. А тут, оказывается, англичанин с эспаньолкой.
— А я вас со вчерашнего дня поджидаю. И номера заказал, — говорит Смит, знакомясь с нами. — И созвонился уже со всеми предприятиями, куда обязательно, по моему мнению, вам надо зайти. Если хотите, забежим к архитекторам, а потом посмотрите мое хозяйство.
— Но ведь рабочий день у вас кончился, — сказал Антонов.
— Какой там рабочий день! Вот выполним пятилетку, тогда и будем работать от сих до сих. Если посматривать на часы, ни черта у тебя не получится. Я всегда говорил Эрнсту. Правда?
Последние слова Смит договаривает уже в коридоре, по которому он почти бежит, увлекая нас к архитектурной мастерской. Энгманн не успевает ответить, но быстроногий Смит и не ждет ответа. Он уже разворачивает рулоны проектов и подводит нас к доскам генпланов.
— Вот такой будет резиденция областного комиссара. Мы хотим поставить ее над морем и придаем ей некоторое сходство с кораблем.
— А это модель моста. Кстати, из сборного железобетона. Вас этим не удивишь, а для нас праздник…
Потом Смит показывает нам лабораторию, ведет в механические мастерские. И все время нас не оставляет какое-то двойственное чувство. Смит говорит «мы» про все, что делают и будут делать в области, он вдруг обрушивается на Энгманна — да еще как — за то, что столица до сих пор не дала обещанных кредитов на переоборудование кузницы… Если закрыть глаза и представить, что Смит говорит с акцентом, может показаться, что это один из ганских молодых инженеров. А посмотришь на него — опять типичный английский колонизатор.
Когда мы пришли с визитом к областному комиссару, тот тоже, как и Энгманн, спросил нас:
— Ну как вам понравился наш мистер Смит?
Видно было, что самому комиссару Смит нравится.
Вот и теперь, стоя над ночным портом, Энгманн возобновляет разговор о Смите.
— Я ведь не зря опрашиваю. У нас еще много работает англичан, и часто работают добросовестно. Ведь это в основном инженеры. Колонизаторы обычно находятся в Лондоне — здесь им климат не нравится. Сложился типичный образ колонизатора — в пробковом шлеме и шортах. Таких колонизаторов уж лет сто как не найдешь. Теперешние не снимают костюмов и галстуков, даже когда приезжают сюда по делам. В шлемах и шортах ходим мы сами и инженеры вроде мистера Смита. Многими своими знаниями я обязан ему. Я был еще совсем зеленым, когда попал под его начало. Тыкался, как слепой щенок. А он вечерами сидел, проверял каждый мой шаг, пока не убедился, что я уже и сам могу работать. И я не единственный. Смит — один из тех людей, глядя на которых мы понимаем, что не все англичане дурные.
Энгманн замолкает и поднимает голову. Прямо над нами висит месяц.