Это мой ребенок - страница 45
А вот это вряд ли было возможно. Дышать стало тяжело. От прикосновений Макса словно электрические разряды бежали по телу. Воображение уже рисовало, как он снимает лямки сарафана и бюстгальтера…
Когда последовал следующий вопрос:
— Ты помнишь себя маленькую? И то, что боялась темноты?
…у меня вспотели ладони и затылок, а во рту пересохло.
— Нет, — вырвался полувздох-полустон.
— Я приходил к тебе в комнату и подолгу сидел рядом, ждал, пока ты уснёшь…
Его пальцы скользнули ниже и теперь ласкали мою шею. Хотелось лишь одного — чтобы он не останавливался. И вдруг как-то внезапно вспомнился холодный мужской голос, но вовсе не одного из братьев. «Ты что, не принимала таблетки?»
От неожиданности я ухватилась за руки Макса и распахнула глаза. Вдруг стало страшно — кто бы это мог быть?
— Господи, — пробормотала, хватая ртом воздух. — Какие таблетки?
— О чём ты, Вика? — Макс рывком поднял меня, поставил на ноги и развернул к себе. В его огромных синих глазах застыла тревога: — Этот придурок Карл предлагал тебе наркотики?
— Не помню. Кто такой Карл? — я облизала языком пересохшие губы.
А в следующую секунду Макс уже целовал их, и все мысли мигом выветрились из головы. Осталось лишь растекавшееся в груди тепло и нарастающая слабость. Его губы требовали всё большего, ещё немного — и я бы полностью потеряла контроль…
Но тут резко хлопнула дверь, заставив нас оторваться друг от друга.
— Вика! — голос Алексея подействовал отрезвляюще. Чтобы не упасть, я вцепилась обеими руками в спинку кресла и повернулась к брату. — С тобой хочет поговорить отец. Прямо сейчас!
Лёша выглядел злым, увиденное ему совершенно не понравилось. Дрожащими руками я поправила причёску и, больше не глядя на обоих мужчин, побежала к двери. Брат посторонился, от него веяло отчуждением и обидой.
Жар поцелуя и слабость в ногах не отпускали, пока я шла по коридору в комнату отца. И лишь когда приоткрыла дверь, усилием воли заставила взять себя в руки.
— Я уже здесь, папа, — спокойно обратилась к лежавшему старику.
— Подойди сюда, Вика. — Его голос звучал на удивление громко и отчётливо. — Макс и ты… — при этом я тяжело сглотнула. — Мне бы хотелось, чтобы у вас всё получилось. — Целый вихрь мыслей закрутился в голове: «Он знает про нас? И про то, что я его бросила?» Видя удивление на моём лице, отец слегка улыбнулся: — Твоя сестра никогда не была такой отзывчивой.
Сестра? Какая ещё сестра? Улыбка на папином лице стала шире, он прикрыл глаза и принялся бормотать что-то странное.
«Похоже, отец бредит», — подумала я и бросилась в коридор за сиделкой.
Макс
Вместе с мрачным Алексеем Макс мерил шагами коридор. Они уже высказали друг другу всё, что хотели. Больше не осталось слов. Младшего брата ослепляла зависть… а помимо неё нечто похожее на ревность. Он говорил так, будто ему дали право решать за Вику, как проводить курс лечения, и кто мог находиться рядом для поддержки. Конечно же, ссылаясь на доктора Риноса, которого сам же и привёз из Греции.
Как только Вика поговорит с отцом, у Макса будет с ней серьёзный разговор. Нужно показать её другому специалисту…
Дверь открылась, прерывая его мысли, и запыхавшаяся сестра влетела в коридор.
— Скорее! Отец уже начал заговариваться!
— Что?! — хором воскликнули Макс и Алексей.
— Где медсестра и врач?
Не сговариваясь, Макс бросился в комнату, а сводный брат — на поиски медперсонала. Отец действительно бормотал что-то бессвязное, но как только почувствовал присутствие сына, открыл глаза и тихо произнёс:
— Поговори с моим юристом…
— Хорошо, не волнуйся! — Макс обернулся, когда в комнату влетела медсестра, а следом за ней врач.
— …Он знает, что делать. — Отец снова закрыл глаза.
Тревожно запиликало оборудование. Макс посторонился, пропуская к кровати доктора, и поймал взволнованный взгляд Виктории. В светло-голубых глазах отражались огоньки мигавших вокруг приборов.
Он снова взял её за руку и прошептал:
— Всё будет хорошо…
Хотя на самом деле не чувствовал такой уверенности.
В беспокойном ожидании прошёл весь вечер. Вокруг постели отца суетилось уже несколько врачей. После его твердого приказа «никаких больниц», домочадцам не оставалось ничего, кроме того как подчиниться воле больного.