Это не ваша дочь - страница 19

– Что же будет теперь? – спросил он.

Мы все расскажем Кайле. Я хочу вернуть моего ребенка – чуть было не закричала Марсия.

Но не все так просто. Ребенок уже превратился в подростка, к тому же Кайла обожает мужчину, который ее вырастил.

Нет ее младенца, но и младенца Сэма тоже нет. Прежде чем требовать свою дочку, следует ему возвратить ребенка. Но почему-то ей было неприятно даже думать об этом. Все эти годы она горевала по Дженни, ходила к ней на могилу, разговаривала с ней, оплакивала, а главное – любила ее. Просто так расстаться с ней она не в состоянии, как бы ее материнское сердце ни рвалось к Кайле.

– А вы не хотели бы поехать со мной на могилу Дженни? – спросила Марсия справедливости ради: просит же она Сэма уступить ей частичку Кайлы!

– Что-что? – удивился Сэм.

– На могилу моей… вашей… ну, в общем, другой девочки. Той, что умерла. – Она с трудом сглотнула и выжала из себя слова, которые так хотела бы услышать от него: – Вашей дочери.

Сэм какое-то время, не двигаясь, смотрел на нее непонимающими глазами, наконец смысл сказанного дошел до его сознания, и он сморгнул. По всей видимости, до сих пор эта сторона вопроса совершенно его не волновала. Но сейчас он выглядел поверженным. Два смертельных удара – утрата двух дочерей, – нанесенные в столь короткое время, сразили бы любого человека.

– Она умерла, – сказал он тихо. – Наше с Лизой дитя. Она умерла.

Марсия перегнулась через стол и положила свою ладонь на руку Сэма, широкими костями и грубоватой кожей резко контрастировавшую со смятенным выражением его лица. Он не реагировал на ее прикосновение, но и не отодвинулся.

– Я назвала ее Дженнифер Николь, – сказала она. – Лежит она на кладбище Хиллсдейл, под большим дубом. – Неожиданно глаза ее наполнились слезами – так жаль ей стало Дженни, Сэма и почти тринадцать лет жизни ее дочери, прошедшие мимо нее.

– О Господи! – Глаза Сэма тоже подозри тельно заблестели. – Вы когда-нибудь бывали на футбольных соревнованиях? Слышали крики с трибун: «Дай ему! Дай ему еще раза! Бей сильнее!»? Вот сейчас я чувствую себя так, словно нападающий противника весом в 250 фунтов дал мне под дых, а затем по мне прошлась вся его команда. Таким раздавленным чувствовал я себя, когда хирург из родильного отделения вышел и сообщил мне, что Лиза не может разрешиться от бремени.

Подошла официантка, заглянула в их чашки, подлила кофе Сэму.

Он отнял у Марсии свою руку, одним залпом опрокинул в себя дымящийся напиток и вздрогнул всем телом.

– Обжегся, – сообщил он, словно разговаривая с самим собой. – Но мне это не страшно. Физическую боль я выносить умею. Тем более что по работе сталкиваюсь с ней на каждом шагу. И ребят моих к ней приучаю. Заставляю их терпеть до последнего, да и сам порой ложусь костьми на поле. Иногда прихожу домой, не чуя на теле живого места. Приму пару таблеток аспирина, приложу лед к ушибам и боль отступает. – Он поднял глаза на нее. – Но при этой боли и аспирин и лед бесполезны.

– Мистер Вудворд! Сэм! – Формальное обращение «мистер» как-то не вязалось с интимной тональностью их разговора. – Я же говорила: Кайлу я не собираюсь забирать. И не сделаю ничего, что могло бы пойти ей во вред. Я хочу одного – быть ей матерью.

Сэм нахмурился и крепко сжал губы.

– Вы, значит, полагаете, что ей не повредит, если она вдруг узнает, что вся ее жизнь была сплошной ложью? Что мужчина, который ее любит, ей не отец, а Лиза не была ее матерью? А как быть с Лизиными родителями? Кайла их единственная внучка, это все, что осталось у них от Лизы.

В голове у Марсии прозвучал резкий сигнал тревоги. Она-то думала, что они, двое людей, желающие Кайле только счастья, сумеют найти общий язык. Вместо этого Сэм, по-видимому, пытается убедить ее не предъявлять своих материнских прав.

Минуту назад она была полна сочувствия к нему, между ними возникла некая связь, рожденная общим горем. Но он несколькими словами разрушил тонкую нить, заставив Марсию насторожиться. Она решила не расслабляться.

Слишком много поставлено на карту. По опыту своей жизни Марсия знала, что стоит ей полюбить человека или даже просто проникнуться к нему симпатией, как он ломает ее жизнь своим вторжением. Близкие люди предали ее – Митч Рэндл, мать, доктор Франклин, – злоупотребив ее доверием и наивностью.