Это небо - страница 16
— И что же я делаю?
Взмахиваю рукой.
— Ты пытаешься все перекрутить. Пытаешься убедить, что я ничего не потеряла и мне лучше без Рена.
— Получается?
— Без понятия. Наверное.
Перебираю воспоминания. Вспоминаются ночи, когда я просыпалась рядом с Реном, паниковала и думала о том, что я здесь забыла, молчаливые ужины, когда мы играли в телефонах, чтобы не общаться.
Выходит, все это время я себя обманывала? Два года жизни были затянувшейся шуткой? А главный прикол в том, что я нашла Рена в туалете?
— Хоть Рен и привлекательный, он тебя не зажигал, — заявляет Джули, возвращая меня к беседе. — Это тебе ни о чем не говорит?
Сглатываю и отхлебываю «Маргариты».
— Это говорит о том, что меня нельзя зажечь.
— Тебя окрыляют книги и пьесы. Тебе снесло крышу от мистера Дарси и Хитклиффа. Может, вспомним двухлетнее помешательство на фильме «Амели»?
— Это другое дело, — настаиваю я. — Все это вымысел.
— Ну и что? Ты не хочешь испытать то же самое? Не хочешь того, что было у Амели, Элизабет и Кэтрин?
— Кэтрин умерла, — едва слышно напоминаю я.
Джули вздыхает.
— Меня бесит, что ты утратила веру! Раньше ты мечтала о влечении, страсти и переживаниях!
— Наверное, я поменялась. — Я рассказываю о гусенице, которая вместо бабочки становится молью.
— Вдохновляет, — иронично замечает Клаудия и грызет очередное печенье.
— Ты не моль! — изумленно хохочет Джули, вглядываясь мне в лицо. — Знаешь, что тебе нужно?
— Работа? — шучу я.
— Да, но я не об этом. Рен и Эл-Эй вытянули из тебя все силы. Тебе нужно вернуть уверенность в себе.
— Уверенность? А что это?
Она выгибает рыжеватую бровь.
— Мне напомнить о великой разборке с Мелиссой Макси?
Клаудия переводит взгляд то на меня, то на Джули.
— Выкладывайте. Кто такая Мелисса Макси и чем бедняжка заслужила разборку?
Я издаю стон, а Джули начинает рассказ:
— Мелисса Макси не была бедняжкой. Она была злющей, сварливой дьяволицей, которая ходила с нами в драмкружок. Они с Джеммой претендовали на роль Виолы из «Двенадцатой ночи». Само собой, Джемма поставила Мелиссу на место.
— Дурость, сударь, вроде как солнце, всюду разгуливает и везде поспевает светить, — цитирую я пьесу, привнося драматизма.
— Ты поставила ее на место знанием Шекспира и обаятельной улыбкой? — спрашивает Смит.
— А еще синей краской для волос, глазированными пончиками и надувной куклой, — уклончиво откликаюсь я.
— Надувной куклой? — Он принимает озадаченный вид.
— Смысл в том, — с нажимом произносит Джули, — что ты была великолепна. Тебя ничто не останавливало. Ни одна Мелисса Макси, ни один Рен Паркхерст в мире не могли тебя осадить. Знаешь почему?
— Почему? — в унисон выдаем мы.
Она поднимает руки, как проповедник за кафедрой. Не будь она такой серьезной, я бы покатилась со смеху.
— Потому что ты верила в себя, Джемма!
Клаудия наклоняет голову и восторженно хлопает.
— Аллилуйя!
— И у меня, — продолжает Джули, — есть план, как вернуть уверенность.
— Какой же? — интересуюсь я.
— Тебе нужны отношения наподобие бридж-кредита.
В замешательстве я морщу лоб.
— Бридж-кредита?
— Это краткосрочный кредит. Например, если ты не готова к долгосрочному кредиту, эти деньги помогут продержаться, пока ты не перейдешь к следующему этапу, — объясняет Джули, тем самым напоминая, что родители у нее финансисты. — В твоем случае бридж-кредит — это временный парень. Два по цене одного: уверенность в себе и страсть, завернутые в идеальную дешевую упаковку.
Клаудия с планом согласна. Она говорит, что для интрижки «есть повод», бормочет что-то о негодниках, цепях и черной коже.
— Еще хлысты, — с ухмылкой добавляет Джули.
— Чистящие средства!
Опираюсь на локти и качаю головой.
— Нет.
У Клаудии вытягивается лицо.
— Что именно «нет»? Хлысты?
— Цепи?
— Отбеливатель?
Показываю, чтобы они остановились.
— Все.
— Кто в твоем вкусе? Спортсмен? Ковбой?
— Гангстер?
— Как насчет художника, который разбирается в красках, любит фильмы Уэса Андерсона и обсуждает французский романтизм?
— Нет.
Клаудия задумывается.
— Дровосек?
— Разве дровосек — это типаж? — Я фыркаю через нос.
— О да, дровосеки крутые, — отвечает Джули. — Питаться подножным кормом — это очень сурово и по-мужски. Они честно трудятся и потеют. — Она закрывает глаза и удовлетворенно вздыхает.