Это - убийство? - страница 10
— А где же он проводит праздники и выходные?
— Думаю, у друзей, однокашников. Его в школе любят.
— Помните, как-то раз он провел две недели у своего кузена Томаса? — вступил в беседу Ламберн. — Вы слышали, кстати, что Томас Эллингтон — двоюродный брат мальчика? Ну так вот, они поехали на озеро, страшно там промерзли, а потом отправились на море, куда-то в район Блэкпула…
— Да, его очень, очень любят в школе, — повторил Даггат. — Вилбрем хороший спортсмен, а уж пловец просто великолепный. Лучший пловец, пожалуй, которого знал Оукингтон. Он так отличается от своего покойного брата Роберта…
Ривелл почувствовал, что Даггат не питал особой симпатии к погибшему мальчику.
— А вы хорошо знали Роберта Маршалла? — спросил Ривелл.
— О да, прекрасно. Такой, знаете ли, спокойный юнец, но любопытный — читал очень странные книжки, очень… В своих любимых предметах успевал, это да. Думаю, он получил бы хороший аттестат.
Видимо, Даггат посчитал такую краткую эпитафию своему подопечному вполне достаточной, но все-таки добавил из приличия:
— Ах, к таким печальным вещам надо относиться философски: рука Провидения, и все тут! Ничего не поделаешь!
Ламберн усмехнулся:
— По-моему, вы предоставляете Провидению слишком большие полномочия, Даггат. Даже страховая компания не рискнула бы назвать падение куска газовой трубы Божьим промыслом…
В этот момент зазвонил церковный колокол, призывая к утренней службе.
— Мне пора! — воскликнул Даггат, хватая свою сутану. — А вы, приятели, можете сидеть тут и болтать сколько угодно…
Когда он ушел, Ламберн поворошил угли в камине, подвинувшись поближе к огню. В комнате было прохладно.
— Хорошо, если бы Даггат, верящий в огонь преисподней, насыпал побольше угля в камин, — пробурчал он. — Это ослабило бы зависть его гостей к посетителям ада…
Он ткнул совком в ведерко для угля.
— Ну вот, конечно, пусто… Кстати, мы между собой зовем его Херувимом. Отличный парень — когда не читает проповеди. А в церкви вызывает желание проломить ему башку. Предупреждаю вас, что вам предстоит встреча с ним еще и вечером, если вы собираетесь скоро уезжать.
— Да. Он мне сказал.
— Вы остановились у директора?
— Да.
— Только на эти выходные?
— Ну да.
— Жаль. Мы с вами могли бы посидеть в пабе вечерком. Мне, знаете ли, нравится отвлекаться от этого школьного питания… — И вдруг, резко сменив тон, спросил: — Как вам понравился директор?
— Довольно симпатичный, на мой взгляд…
— Нет, я не это имел в виду…
Ривелл почувствовал неловкость от напористости собеседника.
— Понимаете, перед тем как стать учителем, директором школы, он много чем занимался. Долгое время жил за рубежом — в Америке и в колониях… Образование у него чисто медицинское, кстати. Выглядит он бонвиваном, но человек неболтливый, даже скрытный. И всем нравится — и мужчинам, и женщинам.
— Он хороший директор, мне кажется, — заметил Ривелл.
— Да, отличный. Организатор прекрасный, ловкий делец. Порождение военного времени, так можно сказать.
— Значит, он был на войне?
— Скорее рядом с ней, чем на ней… Шутка. Кажется, даже рисковал жизнью пару раз. Когда организовывал госпитали и лагеря. В школу его взяли с превеликой радостью.
Что-то в его тоне побудило Ривелла сказать то, на что при других обстоятельствах он не решился бы:
— А вы были на войне? Воевали?
— Да. Но я ничего не организовывал. Просто меня слегка отравили газами и чуточку контузили, вот и все дела… — Ламберн слегка улыбнулся. — Не знаю, зачем я вам все это рассказываю, я вообще-то не люблю сплетничать. Наверно, это Даггат вывел меня из себя. Он бесит меня своими рассуждениями, мол, Провидение устроило то да се, и вообще, что этот мир — лучший из миров. Ладно, забудем. А кстати, это вы автор того романа?
Ривелл, для которого такой вопрос был редкостной и почти бесценной лестью, благодарно склонил голову.
— Я так и подумал, что это вы, — заметил Ламберн. — Я прочел его не так давно. В принципе, обычная вещь, которую просто обязан написать всякий выпускник Оксфорда. И все-таки ваш роман получше многих других, это я точно знаю. Что-нибудь еще насочиняли с тех пор?
Менторский тон не понравился Ривеллу, но при этом он ощутил скорее растерянность, чем раздражение. Что-то в Ламберне его притягивало.