Это все придумали люди [СИ] - страница 26
И по коридорам. Бесконечной веренице коридоров и комнат, о которых никто никогда не мечтал, мыслей-пустышек, рассуждений ни о чем, бессмысленно прожитых минут, потраченной впустую вечности…
В офис я вернулась на следующий день после своего ухода. Не совсем на следующий день, правда, если быть точной. Поскольку в пространстве время циклично, а не линейно, то порядок дней не имеет особого значения. Только наша память — еще оперирующая категориями реальности — выстраивает события в хронологическом порядке, хотя и это постепенно становится бессмысленным. Ведь если сути вещей сами по себе события не меняют, то и их последовательность со временем теряет все свое значение.
Однако события условно вчерашнего дня определенное значение все-таки имели. Когда я вошла в дверь, шесть голов повернулись и шесть пар глаз уставились на меня. Как мне показалось, с осуждением.
— Привет, — сказала я неуверенно.
Хелен слегка улыбнулась. Ларс махнул рукой. Остальные не двигались.
— Что ты вчера устроила? — спросил Хендрикс, и мне не очень понравилось, как он со мной говорил.
Но он был прав. Я и впрямь натворила дел.
— Простите. Это произошло случайно. Я просто оказалась не готова…
— К чему?
Я не сразу нашлась, что ответить. Я вдруг поняла, что я никак не смогу объяснить им произошедшее. Не поймут.
— Ни к чему, — ответила я, взяв себя в руки. — Просто я не ожидала увидеть этого человека здесь. У нас остались некоторые… неразрешенные вопросы. Но мы их уже разрешили.
— Откуда ты его знаешь? — опять спросил Хендрикс с той же интонацией. Холодной, требовательной. Недовольной.
— Из прошлой жизни.
— Ты хочешь сказать, что встречалась с ним, пока жила целиком в реальности? — вскинулся Гарри.
Мне показалось, что в глазах у него мелькнуло плохо скрываемое любопытство.
— Да.
— И как долго он может там находиться?
— Долго, — я невольно вздрогнула, вспоминая, чем для него было это «долго». — По многу часов подряд.
Гарри торжествующе прошептал: «Я же говорил!». Ларс и Хелен обменялись удивленным взглядом.
— Как же ему это удается? — поинтересовался Хендрикс все тем же холодным тоном.
— С трудом, — ответила я честно. И тут сказала то, чего совершенно не следовало им говорить. — Но это вообще-то возможно. Если есть, зачем там находиться.
— И зачем же ему там находиться? — прищурился Макс.
Я встретилась с ним взглядом. У него были непроницаемые, холодные глаза компьютерного игрока.
— А зачем вам нужно это знать?
Макс первым отвел взгляд, но не сдаваясь, а просто отступая на время.
— Затем, — ответил вместо него Хендрикс, — что ты не совсем понимаешь правила игры, как нам кажется.
— Какие правила?
— Пространства не терпят сильных эмоций. Я говорил тебе об этом. Да ты, наверное, и сама это уже успела заметить. Если ты продолжишь в том же духе, ты можешь просто разрушить весь этот мир. И тогда все, кто в нем живет, погибнут. Все. Он — тоже.
Мне стало холодно.
— Здесь нельзя любить, — тихо сказал Ларс. — Возьми себя в руки, детка. Это не шутки.
V. Гарри
Мало кто находит выход, некоторые не видят его, даже если найдут, а многие даже не ищут.
Льюис Кэрролл. Алиса в стране Чудес
«Hello, darkness, my old friend. I come to talk with you again…»[5]
Музыка спасет мир. Не говорите мне, что это не так. В конце концов, я и сам каждый день понемногу его спасаю. И в основном — при помощи музыки.
Мы в офисе никогда не делили между собой сферы деятельности — это получилось случайно. Просто у всех были свои интересы — и постепенно мы стали своеобразными экспертами, каждый в своей области. Когда Макс возвращался после очередной вылазки в реальность — бледный, покрытый испариной и трясущийся в ознобе — мы разбирали то, что он притащил, расходились по комнатам и там узнавали, что еще успело придумать больное сознание человечества. Иногда мне становится любопытно, стали бы режиссеры снимать фильмы ужасов, если бы знали, что каждый придуманный ими монстр однажды воплощается в плоть и кровь? Я надеюсь, что нет. Но до конца не уверен.
Вся «макулатура» доставалась Хелен. Она любила читать — поэтому на ее долю приходились все новые книги, от интеллектуальных бестселлеров до бульварных любовных романов. Мне всегда казалось это довольно жестоким — как книголюб с хорошим вкусом, Хелен должна была куда сильнее страдать от всей той чуши, которую ей приходилось прочитывать, чем любой из нас. Но она никогда не жаловалась. Хелен вообще никогда ни на что не жаловалась.