Этой ночью я ее видел - страница 28
Однако Лео не смирился с судьбой. Он добился, чтобы этого офицера перевели в Словению, в Марибор на австрийскую границу, они поселились в офицерской квартирке. Когда я первый раз навестила ее, то сразу поняла, что от воспетого ею счастья остались рожки да ножки. Ну да, Стева принял меня хорошо, можно сказать душевно, по-сербски, как офицер, что означало шумно, с громким смехом, его часто не было дома, ведь в армии тогда то и дело шли учения. Вероника коротала одиночество в этой самой квартирке, потому что общество офицеров и их жен никоим образом не вписывалось в ее стиль жизни. Я видела, что между ними что-то не ладится, но ничего не говорила. Вероника жила свободно и уже поэтому была немного несчастной и к тому же упрямой. Если бы я тогда попыталась описать ее невыносимое положение, она бы встала на рога. Как-то на прогулке я ей сказала, человек не должен продолжать упорствовать, если раз ошибся… Она остановилась и взглянула на меня. Я не ошиблась, сказала она. Только на третий или четвертый приезд, одним весенним вечером, когда мы снова остались одни, я сказала ей, что у меня такое ощущение, что у нее нехорошо на душе. Я нашла нужные слова. Если бы я сказала: ты не должна жить в таких скромных условиях, или: как ты могла сбежать с каким-то офицером, инструктором верховой езды… она бы резко отвернулась от меня. Когда же я заговорила о том, что у нее на душе, слезы хлынули из ее глаз. Ей и вправду было тяжело. Спустя несколько недель она позвонила мне, что возвращается в Любляну, а жить будет у меня. Это не было ошибкой, но так уж вышло, что больше она не могла.
Теперь уже я расплакалась от счастья.
И сегодня, снова сидя у окна в ожидании, когда наступит еще один тоскливый вечер, я не знаю, правильно ли я поступила. Может, ей в Мариборе и было скверно на душе, но она была бы жива. Я хочу сказать, по крайней мере, я бы знала, что она жива и здорова, мы могли бы с ней по телефону поговорить. Когда мне приходит на ум это слово, у меня всегда мурашки идут по всему телу. Она ведь жива, точно, жива. Только подать весточку о себе не может, может, со Стевой где-то в Сербии, а может, с Лео в Швейцарии. Только сама не может голос подать, так вот. Ну да, еще объявится.
Лео тогда купил поместье возле гор в Верхней Крайне, недалеко от Любляны. С загоном для скота, садом и прудом. С лесом повыше жилого дома и обширными лужайками в нижней части. Там паслись кони. Когда он пригласил нас посмотреть вместе с ним поместье, Вероника была очарована. Не столько из-за Лео, он всегда был такой, элегантный, добрый, предупредительный, внимательный, с ней обращался так, как будто ничего не случилось, как будто она опять ездила проветриться в Сушак и теперь вернулась. Она больше была очарована тишиной утра, в которой проснулась, легкой дымкой, стелящейся над лужайкой. Для нее это было чем-то новым. Она была в восторге от росы на траве, по которой прошлась, лошадей на конюшне, косарей на утреннем покосе на опушке леса, пения птиц на рассвете. Ты слышала сов? произнесла она, как они кричали в ночной темноте, в лесной чаще повыше Подгорного поместья? За завтраком я поняла, что Веронике хотелось бы здесь жить. Уже через неделю мы переехали. Такая была она, Вероника, вот такая Вероника, где бы она ни была. Если уж чего решила, никому ее не остановить. Решила, что вернется к Лео. Поместье и окрестности ее просто очаровали. Кроме того, она была сыта по горло этими переездами, офицерскими или родительскими квартирами, прогулками по Любляне и вечеринками, которые ее уже давно не привлекали, ей хотелось покоя, зажить в уединении на природе.
В мои годы человек больше не ждет многого от жизни. Но увидеть Веронику, умиротворенную и с улыбкой, это меня поставило бы на ноги. И в тот раз на некоторое время она меня подняла. И сегодня смогла бы. Я бы тут же поднялась и начала искать альбомы с фотокарточками. На корабле в Риеке, с Петером, с Вероникой, когда она была еще девочкой в светленькой юбочке и бантиками на голове. Я бывала просто счастлива, когда ходила с ней собирать грибы на поляне или сидела у пруда. Всякий раз, когда я смотрела из окна, как она скачет верхом по полю. Или, как она, засучив рукава, дает задание работникам, что им делать. С Лео у них снова вернулась любовь, он был внимателен и предупредителен, хотя и пропадал больше в Любляне, чем в поместье. Ему приходилось много заниматься фабрикой и шахтами в Сербии. Самым большим удовольствием для него, похоже, было, когда ему выдавалось провести несколько дней с Вероникой, он даже звал ее с собой на охоту. Это единственное, чего она терпеть не могла в Подгорном, ее ветром уносило со двора, когда привозили подстреленных серн и кабанов. Из Любляны приезжали гости, его друзья по работе, Вероникины приятельницы, приезжали художники и поэты. У нас на полках появлялись все новые книги, которые выходили в Любляне, и немецкие, конечно, одна еще когда Вероника училась, остальные, новые, заказывались по почте.