Евангелие от змеи - страница 42

Вся медицинская наука показалась в этот момент Люси конвейерным производством ученых мартышек.

Даже она, привыкшая выставлять напоказ свое тело в Интернете, отказывалась быть просто куском мяса для тренировки и обучения юнцов в белых халатах. В ее работе с клиентами на сайте sex-aaa-strip//cyberlive были определенная человеческая теплота и достоинство, а здесь, в этой больничной палате, где должны были бы царить сочувствие и уважение к людям, она встретила одну только холодность и презрение. "Легкие повреждения слизистой оболочки влагалища и ануса", о которых вещало гинекологическое светило, превращались в инструмент пытки, когда Люси нужно было идти в туалет.

Едкость мочи невыносимо обжигала —до слез, до крика, до желания разбить себе голову об стену! Но главное —все еще не были готовы результаты ее анализа крови, и Люси не знала, заразил ли ее подонок Джо... той ужасной болезнью, название которой она даже не осмеливалась произнести вслух. Каждый раз, когда Люси спрашивала об этом одну из сестер или пробегавшего мимо интерна, ей либо просто не отвечали, либо предлагали потерпеть, либо вообще грубо посылали —мол, много вас тут ходит! —заставляя ее дрожать от ярости или отчаяния на койке.

Единственным утешением в беспросветном больничном сумраке стали телефонные звонки Марты и других девушек с сайта sex-aaa-strip//cyberlive. Марта сокрушалась, что не смогла задержаться и посидеть около ее постели в больнице, но близнецы ни за что не согласились бы, чтобы она отсутствовала дольше двух часов, сама знаешь, каковы они, эти мерзавцы, заботятся только о бабках, я все чаще думаю, что нам стоит завести свой сайт, не так уж это и сложно, черт побери!

Марта, конечно, просто бредила вслух. Теперь на мафиозные организации работали самые искусные хакеры: установив за несколько лет практически тотальный контроль над целыми сегментами Интернета, организованная преступность искоренила пиратство с той жесткой эффективностью, которой не хватало правительствам, запутавшимся в тенетах собственных законов, скованным в своих действиях надзором бесконечных комитетов по информационной этике, жадностью и ненавистью, правящими бал в музыкальной индустрии и издательском деле. Любой новый независимый порнографический сайт немедленно обнаруживался компьютерными ищейками хищников, поделивших между собой порнорынок. Ну, а дальше все было очень просто: либо хозяин нового сайта начинал "отстегивать" бандиту —хозяину территории, либо исчезал —в самом прямом смысле этого слова. А хитрожопых мелких жуликов, ворующих "картинки" с чужих сайтов, становилось все меньше, после того как через электронную почту начали рассылать фотографии обезображенных трупов с подписью: "А что, если ты следующий?"

Люси ничего не сообщила своей семье —ни живущим на юге страны родителям-пенсионерам, ни брату, переехавшему в Ла Рошель с женой, любовницей и детьми, ни тем более —сестре, которую муж-дантист уговорил перейти в интегристский католицизм, они с четырьмя дочерьми жили в богатом восточном предместье Парижа.

Она никогда не говорила с ними о своей новой работе, опасаясь возмущения и осуждения, а просто объявила, что перешла в компьютерный сектор. Родственники в завуалированной форме упрекали ее за то, что она —единственная в семье —оставалась холостячкой, "сухой веткой", куда уж тут было сообщать, что она зарабатывает на жизнь, высталяясь в голом виде в Сети. Люси больше не хотелось ездить на семейные сборища, где все изображали радость от встречи, она устала "делать вид". Огонь, горевший в семейном очаге, превратился в холодный пепел.

Медсестра сообщила Люси, что она должна выписаться до десяти утра, а потом к ней в палату пришел интерн —в руках он держал красную папочку с ее историей болезни. Люси стояла затаив дыхание, вцепившись побелевшими пальцами в металлическую спинку кровати: она прежде не видела этого врача, но в его голубых глазах и улыбке уловила некоторую человечность, и это ее подбодрило.

—Здравствуйте, мадам...

Он заглянул в папочку.

—...Серфей. Люси Серфей, я не ошибся?

Люси так резко кивнула, что тонкий казенный халатик, в который ее переодели в приемном отделении, зашуршал, как бумага (он к тому же мало что скрывал —просто напасть какая-то!).