Евангелист Иван Онищенко - страница 12

В душной комнате была абсолютная тишина. Казалось, невидимый Дух разбудил этих людей, и они, встревоженные, ждали, что же будет дальше. Иван продолжал:

- Я не имею право такими вопросами обвинять или осуждать вас. Я говорю это и себе. Эти вопросы дли размышления ко всем. И я знаю, что все мы хотим быть и солью, и светом. Хотим сами жить честно и любим, если кто так живет, без лжи, уважая других. Но мы, то есть наша душа, живет в теле, и дух и плоть вечно воюют друг с другом. И Христос говорит: не живите телом, его интересами, живите духом, богатейте духом.

Иван видел, что внимание слушающих стало падать, видимо, потому, что он стал повторяться. Упирать на чувства он не хотел. Вызванная слеза может скоро высохнуть. Надо, чтобы сказанное было понято глубоко, чтобы осталось навсегда. Но где то слово?

- Дорогие братья и сестры, - стал он говорить то, что, как ему казалось, было важным в данный момент, - первое, это надо всем покаяться. А это значит признать, что мы живем не так, как надо. А жить как надо - это не ждать, чтобы тебе служили, а самому служить для спасения ближних. Иисус Христос служил каждому, Он мало спал, мало ел, Ему негде было преклонить голову, а Он служил. И не смущался, что Его не понимали и часто смеялись. Он знал, что такая о Нем воля Бога. Такая воля Бога и о каждом из нас. Христа гнали, били, плевали в Него и распяли. Он умер и воскрес, и живет в обителях Отца, а также и в наших душах. Он для нас путь, истина и жизнь. Он утвердил Свое учение на Голгофе, вознесен до высот Отца небесного.

Все уже устали, было поздно. Дети со стариками стали расходиться. Тогда Иван снова обратился ко всем.

- А теперь давайте преклоним колени и все, кто как может, поблагодарим Господа за Его милость и любовь к нам, грешникам, за Его великое и Святое Слово.

Все преклонили колени и молились, кто как мог. А затем Иван сказал:

- Дорогие друзья! Хорошо, что вы пришли сегодня. Пусть вопросы, которые возникают в свете Евангелия, будут с вами. Многие из вас слушали впервые Евангелие на понятном языке. Приходите еще в воскресенье вечером, после церковных служб. Так, тетя Катя?

- Прошу всегда в мою хату, - тепло сказала учительница, провожая пришедших. А когда все ушли и они остались вдвоем, Иван сказал:

- Тетя Катя, где найти такое слово, чтобы оно разбивало духовный сон, чтобы будило, давало силы людям понять себя, оставить зло и идти по новому истинному пути?

- Не смущайся, Ваня. Чтение Евангелия само по себе такое слово. Только и тебе, и мне, и всем, кто берется читать Его, надо быть такими, какими хотим, чтобы были люди. Будешь сильным - и скажешь сильно. Будешь святым - свято и скажешь.

Когда Ваня выходил из калитки дома тети Кати, он столкнулся со своим другом Михаилом Ратушным. Тот тоже пришел на читку Евангелия, но уже в конце и стоял на дворе никем не замеченный.

- Здравствуй,Иван.

- Здравствуй, Миша.

- Пойдем вместе домой.

К полуночи тучи разошлись, и небо очистилось. Луны не было, и только мерцали далекие звезды. Медленно пошли друзья по улице в сторону своих хат. Иван Онищенко и Михаил Ратушный были ровесниками. Иван научился рано читать и писать у своей тети. Родители же Михаила, бедные крестьяне, не могли отдать сына в школу, и он был неграмотный. Тяга же обоих юношей к истине, к Богу была одинаково сильная.

Когда Иван говорил, что Бог дал ему свет, а Михаилу разум, он, видимо, имел в виду свою возможность читать (по пословице "Учение - свет"), а Михаил мог пользоваться только даром разума, которым отличался от своих сверстников. Когда Михаилу исполнилось 15 лет, родители отдали его в семью Онищенко, где Иван, научившийся у деда Тимофея сапожному ремеслу, обучал этому и своего приятеля. Юноши сблизились и стали друзьями, делясь сокровенными думами и желаниями. Иван много рассказывал Михаилу из прочитанного, и тот по праву считал его своим наставником.

Первым заговорил Ратушный.

- Слушал я эту первую в нашем селе читку Евангелия и вспоминал, когда мы ходили в Рорбах к немцу-штундисту. Помнишь, где мы сапожничали? У них тоже была такая читка. И они еще пели о Боге. Нам было тогда по шестнадцать, а теперь уже восемнадцать... Как ты решился? Я пришел к вам, когда отец Емельян уже уходил. Вы что, пригласили и его?